Журнал Русская жизнь - Земство (апрель 2008)

Похоже, наступает момент, когда последствия уплотнительного градостроительства трех последних пятилеток становятся очевидны уже и самым благодушным, на все согласным избирателям. Охрана памятников - лишь небольшая часть тяжкой глобальной проблемы. Есть и гораздо более ощутимые для города сферы, в первую очередь, конечно же, транспорт. Те, кто не имеет возможности стоять в перманентных дорожных пробках, давятся в метро, а пешеходы с большим трудом пробираются по глухо запаркованным тротуарам. Все большее число горожан сознает, что дальше будет только хуже. Посмотрите, к примеру, на целый ряд строящихся 40-этажных корпусов, вытянувшихся вдоль без того проблемной Беговой улицы. Что станет с Третьим кольцом, когда все они будут сданы в эксплуатацию? Инженеры-градостроители чешут репу: «Будем развивать метро. Что вы хотите, такова плата за проживание в мегаполисе…» Кстати, новый генплан предполагает строительство 30 станций метро только в ближайшие четыре года. Существующие линии будут тянуться дальше горизонта - в Новокосино, Новопеределкино, Жулебино. При этом строительство второй кольцевой линии запланировано лишь к 2025 году… Раньше или позже городским властям придется либо признаться в том, что Москва утратила контроль над глобальными градостроительными процессами, либо в том, что городу есть с кого спросить за непоправимые ошибки совсем недалекого прошлого.

Недавно я, кажется, понял, в чем состоит принципиальная разница между так называемыми «охранителями» и так называемыми «обновителями» города. Дело не только в том, что это продолжение старого противостояния физиков и лириков, экологов и урбанистов, пассеистов и певцов прогресса. Дело именно в отношении к тому, что принято называть «дальнейшим развитием города» - правда ли это развитие? Или стремительная деградация, которая, без сомнения, также является одной из форм прогресса? Итоги Хитровского противостояния - какими бы они ни были - позволят продолжить обсуждение основного вопроса сегодняшней московской философии на принципиально новом уровне.

Подмосковные староверы

Как только растаял снег, Василий Полуэктович Лукин поставил на старообрядческом кладбище рядом с деревней Анциферово навес из полиэтиленовой скатерти: «Теперь можно не бояться дождя, а спокойно сидеть здесь хоть целый день». И вот уже вторую неделю он каждое утро, несмотря на свои 77 лет, приезжает сюда на велосипеде. В Гуслицах это главный вид транспорта. А прогулки на кладбище - единственный местный досуг. «Мой отец так жил, и я живу. Как местные большевикистарообрядцы Фока Левин и Василий Барышников сели на велосипеды в 1918 году, так мы и ездим - не загрязняем природу и душу бесовскими механизмами. А кладбище что? Тут ведь благодать! У нас в Гуслицах песок, а не глина. А в песке-то благостно лежать. Да и сосны вокруг, ни одной елки! А в сосняке, как известно, молиться, в березняке - веселиться, а в ельнике - удавиться».

Впрочем, Василий Полуэктович, если приглядеться, ретуширует действительность: поодаль от кладбища растут и березы, и дубы. Но елок, действительно, я нигде в Гуслицах не увидел.

Гуслицы, местность километрах в ста на юго-восток от Москвы, всегда отличались некоторой странностью, непохожестью на соседние, «никонианские» села (как гусличане называют их до сих пор). В здешние сосняки и болота триста лет назад бежали раскольники, спасаясь от расправы никонианцев, чуть позже они стали пристанищем дезертиров. К началу XIX века здесь сложилась прочная в экономическом отношении община. Опять же стилем жизни совершенно непохожая на «никонианские» села.

О нем рассказывает экспозиция школьного музея в селе Ильинский Погост. Директор этого музея и по совместительству учитель информатики Сергей Сергеевич Мишин подводит меня к одному из стендов и с гордостью показывает на оригинал рапорта Богородского уездного исправника Московскому губернатору о необходимости отзыва войск, присланных для борьбы с фальшивомонетчеством от апреля 1872 года. «Чего греха таить, - вздыхает он, - очень многие крупные купцы-старообрядцы так сколотили свой капитал в то время, даже Морозовы». Доходило до того, что на местных рынках фальшивыми ассигнациями торговали в открытую, по 20-30 копеек за рубль (основными рисовальщиками были иконописцы, набившие руку на тонкой работе). «А те, кто не был способен к купеческому, иконописному или фальшивомонетческому делам, держали монополию в Московской губернии на травлю тараканов. За работу тараканник брал от 20 до 50 копеек, травил раствором мышьяка. Из гуслицких тараканников два мастера этого промысла имели постоянную работу в Москве, один - в Большом театре, другой - в Кремле!» - с гордостью сообщает Сергей Сергеевич, сам, естественно, тоже из потомственных старообрядцев. Кстати, этот музей не получает никакого государственного финансирования со дня своего основания в 1984 году, все расходы на себя берут активисты местной общины белокриницкого согласия. Сергей Сергеевич Мишин лишь скромно добавляет: «Ведь и нынешний митрополит старообрядческой церкви Корнилий - наш, из Гуслиц».

Сегодня, конечно, размах «непохожести» гусличан не тот - сказались и гонения на них (как, впрочем, и на остальных верующих) в советское время, и общий упадок местной экономики, и забвение молодыми традиций предков. Да и молодых-то в Гуслицах почти не осталось, как и в остальной глубинке - тут все держится на стариках.

Например, в начальной школе в селе Степановка сейчас учится 4 человека - на 4 класса. И эта школа, скорее, не храм науки, а храм старообрядческой жизни: местная активистка Устинья Григорьевна Андреянова создала в ней еще один музей. 75-летний Борис Трофимович Трофимов, его смотритель и по совместительству рабочий школы (здание до сих пор отапливается дровами, удобства и колодец во дворе), показывает мне воссозданную в одном из классов старообрядческую избу. Как и остальная духовно-просветительская жизнь в Гуслицах, этот музей тоже финансируется самими старообрядцами. Например, на печи в этой избе висит табличка: «Дар Балашова Александра Владимировича, директора Куровского мехсемлесхоза». «И вообще, к нам в музей каждую неделю приезжают экскурсии старообрядцев со всей России и, случается, даже из-за границы. Даже японские старообрядцы жертвуют!» - Борис Трофимович при этих словах почему-то показывает мне топор производства 1819 года.

В селе Степановка вообще жизнь держится на вот таких активистах. Рядом со школой местная община поставила памятник погибшим в Великой Отечественной войне, причем это единственное место в России, где светский монумент соседствует с огромным восьмиконечным старообрядческим крестом. Да и местный деревенский парк из двух десятков голубых елей и с розарием тоже кажется экзотикой для любой деревенской местности России, а не только этой.