Лоуренс Райт - Аль-Каида

Тем летом Уилшир попросил, чтобы аналитику ФБР Маргарет Гиллеспи, аккредитованной при Антитеррористическом центре ЦРУ, дали разрешение на доступ к материалам о встрече в Малайзии «в ее свободное время». Документы были предоставлены только в конце июля. Уилшир так и не раскрыл информацию о том, что участники той роковой встречи уже находятся на территории США. Фактически он не способствовал расследованию, несмотря на его собственную озабоченность тем, что внутри Америки готовится «вторая Хиросима».

Уилшир не хотел знать того, что уже знало ФБР. Он дал Дине Кореи, второму аналитику ФБР, работавшей при штаб-квартире ФБР, три фотографии, сделанные тайно во время встречи в Малайзии, чтобы показать некоторым сотрудникам 1–49. Там были запечатлены Мидхар, Хазми и человек, похожий на Кусо. Уилшир не объяснил Кореи, почему были сделаны эти снимки, но был вынужден сказать, что одного человека на фотографиях зовут Халед аль-Мидхар. В то время Гиллеспи изучала базу данных «Интерлинк» с целью найти сведения о встрече в Малайзии, но ЦРУ не посылало никому сведений о прибытии Хазми в страну и наличии визы у Мидхара. Информация о событиях, приведших к встрече в Малайзии, отслеживалась АНБ, нотам была внутренняя инструкция, что разведывательными данными не следует делиться со следователями по уголовным делам, поэтому никаких данных в базе «Интерлинк» не было.

11 июня второй куратор ЦРУ Кларк Шэннон вместе с Мэгги Гиллеспи и Диной Кореи отправились в Нью-Йорк, чтобы поговорить со следователями. Суфан тогда был за границей. Встреча с нью-йоркскими агентами ФБР началась утром с расспроса о прогрессе в расследовании. На это ушло три или четыре часа. В конце концов, приблизительно в два часа дня, Шэннон попросил Кореи показать фотографии ее коллегам. Это было три высококачественных снимка скрытой камерой. На одном из фото, сделанном из-за угла дома, были изображены Мидхар и Хазми, стоящие возле дерева. Куратор хотел знать, знакомы ли эти люди следователям и есть ли на этих фотографиях Кусо.

Агенты ФБР хотели знать, кто эти люди и где и когда были сделаны фотографии. «А есть ли у вас другие?» — спросил один из агентов. Шэннон отказался отвечать. Кореи пообещала, что «через несколько дней или недель» она попытается получить разрешение на доступ ко всей информации, но пока не может форсировать события. Обстановка накалилась; участники стали кричать друг на друга. Агенты ФБР понимали, что ключ к разгадке преступлений находится прямо перед ними, но ничего не могли сделать, чтобы вытянуть информацию из куратора ЦРУ и своих собственных аналитиков, за исключением одного. Кореи в конце совещания назвала имя Халеда аль-Мидхара.

Стив Бонгардт, бывший морской летчик и выпускник Аннаполиса, состоявший в команде 1–49, попросил куратора сообщить дату рождения и паспортные данные Мидхара. Имя само по себе мало что значило, его было недостаточно, чтобы задержать этого человека при въезде в Соединенные Штаты. Бонгардт только что вернулся из Пакистана со списком из тридцати человек, подозреваемых в сотрудничестве с «Аль-Каидой». В списке были указаны даты рождения. Он передал список в Государственный департамент, чтобы воспрепятствовать проникновению этих людей в страну. Это была стандартная процедура, первое действие, которое должен был совершить каждый следователь. Но куратор ЦРУ отказался предоставить дополнительную информацию.

Можно было бы представить совсем другую встречу, на которой куратор ЦРУ разрешил бы раскрыть важнейшие обстоятельства поездки Мидхара в Соединенные Штаты, его звонки на коммутатор «Аль-Каиды» в Йемене, его связь с Хазми, уже находившимся в Америке; их сотрудничество с «Аль-Каидой» и с Халладом. Картина, которая была бы тогда положена на стол нью-йоркского управления, содержала бы не только ответы на вопросы, кто организовал диверсию на «Коуле», но и более важную информацию, что «Аль-Каида» уже в Соединенных Штатах и готовит новую акцию.

Существовала четвертая фотография со встречи в Малайзии, но куратор ФБР ее не показал. Это был снимок Халлада. Следователи по делу «Коула» уже знали, кто он такой. У них была заведена особая папка на него, и его имя было названо большому жюри, чтобы завести на него уголовное дело. О’Нейл потребовал эту фотографию и всю информацию о Халладе и его сообщниках у Маргарет Грэм, главы нью-йоркского отделения ЦРУ, располагавшегося в одной из башен Всемирного торгового центра. Если бы ЦРУ передало фотографию, то у угонщиков самолетов не было бы шансов.

Тем временем Мидхар вернулся в Йемен и направился в Саудовскую Аравию, где, вероятно, собрал вместе остальных угонщиков самолетов и помог им выехать в США. Два дня спустя после скандальной встречи куратора ЦРУ с командой 1–49 Мидхар получил новую американскую визу в консульстве в Джидде. 4 июля Мидхар благополучно прибыл в Нью-Йорк.

Встреча 11 июня стала кульминацией ненормальных тенденций в правительстве США. Всегда существовали определенные законодательные барьеры, препятствовавшие распространению информации. По закону — пункт 6Е Федеральных правил уголовного делопроизводства — информация, исходящая из свидетельств в большом жюри, считается секретной. ФБР, руководствуясь этим правилом, вообще наложило запрет на передачу следственных материалов кому-либо. Каждое утро в компьютере Дика Кларка появлялась по крайней мере сотня сообщений из ЦРУ, АНБ и других разведывательных подразделений, но ФБР никогда не распространяло подобную информацию. Пункт 6Е также означает, что агент не может говорить об уголовных делах с коллегами, занимающимися разведкой, — даже если они работают в одной и той же команде.

Но до начала второго срока президентства Клинтона информация, полученная в результате разведывательных операций, особенно если она имела отношение к криминалу, могла быть свободно передана следователям по уголовным делам. И это было существенно. Агенты, работавшие в здании № 26 на Федерал-плаза, могли часто подниматься в особо секретную комнату и читать распечатки переговоров, перехваченных АНБ, и разведывательные сводки ЦРУ. Такое сотрудничество помогло разоблачить шейха Омара Абдул-Рахмана, например. Подслушивающие устройства, установленные в его квартире, записали разговор, в котором он дал приказ произвести террористическую атаку на Нью-Йорк. Но не все полученное в результате разведывательных операций можно было раскрыть в суде. Нельзя было ставить под удар источник подобных сведений.

Министерство юстиции в 1995 году провозгласило новую политику регулирования информационного обмена между агентами и обвинителями по уголовным делам. Штаб-квартира ФБР неправильно интерпретировала данную директиву, думая, что она означает смирительную рубашку для их следователей. Всех предупредили, что передача агентурной информации следователям по уголовным делам будет означать для оперативного сотрудника конец карьеры. Секретный суд в Вашингтоне, созданный в соответствии с Законом о наблюдении за иностранными разведками (ЗНИР) от 1978 года, стал арбитром в рассмотрении дел, когда информация «вышла за стены». Путаница, царившая в ФБР, и инерция мышления позволяли постепенно сужать поток важнейшей информации, который поступал в команду 1–49.