Делия Гусман - Тайнопись искусства (Сборник статей)

Автопортрет с сестрой

Гобелен

Друзья даже образовали союз. Название наполовину в шутку, наполовину всерьез предложил Мусатов — «Саратовский английский клоб». Велись шуточные протоколы заседаний, изобрели даже печать. А еще здесь музицировали, читали стихи, говорили о новом искусстве, о символизме, шутили… По вечерам собирались у Станюковичей.

Владимир Станюкович, отставной офицер, литератор, товарищ детских лет поэта Брюсова, приехал в Саратов из Харькова весной 1902 года. Жена Станюковича, невысокая милая женщина со смуглым лицом и карими глазами, с большим участием отзывалась на разговоры, споры о литературе и живописи. Мусатов был поражен ее внутренним светом. С каждой встречей она все больше казалась ему давней знакомой. И только гораздо позже Мусатов узнал, что Надежда Юрьевна происходила из старой русской дворянской семьи. Ее бабушка была урожденная Палеолог. Романская кровь, душевная тонкость делали ее похожей на образ Симонетты, легендарной Музы Боттичелли. Так вот откуда столь знакомые черты!

Не случайно в это время Мусатов украсил стены своей мастерской репродукциями с картин великого флорентийца. Отражения облика Симонетты увидел Мусатов в Надежде Юрьевне. Судьба подарила ему возможность пойти по стопам любимого художника…

Мечта о зарождающемся Ренессансе в русском искусстве уже витала в воздухе, вдохновляя многих. Роман Мережковского «Смерть богов» и его перевод книги античного автора Лонга «Дафнис и Хлоя» Мусатов настоятельно советует читать своим друзьям-художникам.

Мережковский писал о том, что погибший мир богов Эллады с какой-то удивительной закономерностью является в эпоху Возрождения: «Как будто из народа в народ, из тысячелетия в тысячелетие братские голоса перекликаются и подают друг другу весть, что странники идут по одному пути, к одной цели, через все исторические перевалы, через все долины и горы».

Мусатов мечтает стать одним из таких братьев-странников.

Новую работу Мусатова «Изумрудное ожерелье» не случайно называли «Русская Примавера», подчеркивая ее внутреннюю связь с «Весной» Боттичелли. Перед нами мифологическое пространство: зеленый, залитый светом луг, покрытый прозрачно-нежными белыми шарами одуванчиков. Темные, отливающие синевой гирлянды больших дубовых листьев, подобно навесу, обрамляют его сверху. Неторопливо шествуют дамы в старинных платьях. Движение это, словно музыка, имеет свой ритм. Неспешный и волнообразный, он подобен ритму древних гимнов. Это движение находится в полной гармонии с окружающей природой, и каждый элемент пейзажа — кроны и стволы деревьев, архитектура, расположение в пространстве, цветовая гамма, — все несет в себе лейтмотив этой мелодии души.

«Живописную мистерию» «Изумрудного ожерелья» не распознали. Даже друзья-художники встретили картину неожиданно холодно. Мусатов пишет жене: «Говорят, что я потерял себя, что „Гобелен“ несравненно выше… Но я вижу, что такой вещи я еще не писал…»

Но были и те, кто понял Мусатова. Идеей Ренессанса русского искусства, необходимостью создания нового образного языка уже жила творческая молодежь. Работы Мусатова вдохновляли московских литераторов-символистов — Андрея Белого и Валерия Брюсова. Мусатов берет под свое покровительство молодых саратовских художников Петрова-Водкина, Кузнецова, Матвеева, организует выставки, защищает от нападок в прессе. Мусатов не просто мечтает о возрождении братства художников — он активно работает в Московском товариществе художников, общается с литераторами-символистами. Брюсов предлагает Мусатову оформление своего детища — журнала «Весы». Журнал стал главным печатным органом для тех, кто исповедовал «новое искусство». Все содержание журнала — напряженное отражение «брожения умов» и активного поиска нового. Здесь печатаются статьи Вяч. Иванова «Вагнер и Дионисово действо», В. Розанова «Зачарованный лес» — о будущем возрождении человеческой духовности, статья Рериха о Врубеле…

В конце 1903 года Борисов-Мусатов, желая быть ближе к центру художественной жизни, продает родительский дом в Саратове и перебирается в подмосковный Подольск. Он становится членом Союза русских художников. Ему приходит предложение приехать с персональной выставкой в Германию. Зовут выставлять работы в Париже. Выставки за границей Мусатов организует в первую очередь, чтобы иметь возможность проводить идею возрождения и братства художников не только в России. Его понимают и поддерживают друзья, с которыми он учился в Европе. В Москве Мусатов находит поддержку у Грабаря и Поленова. В Питере его энтузиазм в борьбе за новое искусство высоко ценит Дягилев.

С новой силой возрождаются мечты его юности, возникшие в Париже перед работами Пюви де Шаванна и Боттичелли. Он мечтает о фресках, о том, чтобы живописный мир его мечты обрел свое пространство.

Мусатов вдохновляется предложением Щусева о росписях особняка Шереметева и задумывает цикл фресок «Времена года». Художник мечтал связать в едином живописном пространстве времена дня и года, эпохи человеческого бытия, вехи жизни природы. Он записывал идеи, то, что подсказывало ему воображение. «Весна — радость — утро — стремление к красоте. Лето — наслаждение — день — музыкальная мелодия. Осень — вечер — тишина разлуки. Зима — покой — ночь — сон божества…»

Водоем

Изумрудное ожерелье

Эскизы и акварели к «Временам года» — лучшие работы художника. В них вполне проявляется результат поисков и труда, внутреннего опыта жизни.

Весной 1905 года Поленов помогает Мусатову с семьей перебраться в Тарусу на дачу Цветаевых.

Удивительная красота природы, приветливые друзья Цветаевых, сам усадебный дом вдохновляют художника. И еще вдохновляют радостные майские вести — часть эскизов ко «Временам года» куплены Третьяковской галереей. 28 мая приходит сообщение об избрании Мусатова членом французского Национального общества изящных искусств! Французские газеты благосклонно пишут о «Гобелене» и «Водоеме», из-за границы приходят письма от художников… Мечты начинают становиться реальностью.