Татьяна Москвина - Ничего себе Россия! (сборник)

Правда, иногда в пьесу вставлены кусочки какой-то отсебятины, с использованием вульгарной лексики («шлюха», «член» и тому подобное) – это, видимо, и есть плоды трудов Богаева и Серебренникова. Новая версия шекспировской трагедии состоит в том, что предельно ясная, великолепно сделанная пьеса, от сокращений и бессмысленных вставок кажется каким-то бредом непонятно о чем.

Пытаясь постигнуть этот бред, критики нагрузили спектакль собственными домыслами, приписав ему антиисламский пафос и античеченские настроения. Ничего подобного режиссер, разумеется, не имел в виду. Если враг Цезаря, Секст Помпей, появляется у него на экране, стилизованный под чеченского полевого командира, с автоматом, в камуфляже и с характерным акцентом, то это происходит оттого лишь, что Серебренников не знает и знать не хочет, кто такой Секст Помпей, почему он воюет с Римом, и вообще что происходит в пьесе Шекспира. Ему нужно хоть как-то оформить происходящее на сцене, вот он и берет самую расхожую, всем знакомую картинку: террорист в камуфляже. Если нужно представить образ государства, берется такая же современная картинка: люди в пиджаках, и среди них «Цезарь» (Иван Стебунов) – маленький механический человечек, чья манера речи слегка, чуть-чуть пародирует путинскую. Это зрителю известно, понятно. А что такое Рим и Египет – надо объяснять, искать образы, соображать. А соображать нынче в театре особо никому не охота – ни творцам, ни зрителям.

В начале спектакля появляется персонаж по имени Предсказатель. Он есть у Шекспира, но здесь это очень противная фигура: лысый, гундосящий и воющий, на костылях, со сдвинутыми коленками и вдобавок – между ног у него огромная сарделька, перевязанная веревочкой и подвешенная к шее. Зритель, конечно, хихикает. После того, как трюк сделан, сарделька убирается в штаны, и Предсказатель два действия ковыляет, вихляясь, просто так, без слов, для увеличения общего количества омерзительности. Таков и общий стиль постановки – небольшое количество трюков, паузы между которыми заполнены какими-то бессмысленными корчами.

Рим, Египет, исторический колорит, прекрасная, всегда имевшая успех пьеса – казалось бы, вот отличная материя, которой можно прикрыть профессиональные огрехи. Но режиссер ничем не желает прикрываться. Он бесстрашен!

Антоний (Сергей Шакуров) и Клеопатра (Чулпан Хаматова) вроде как изображают страсть, извиваясь в объятиях, а на голой спине Антония даже, для убедительности, прочерчены три красные полоски (вот как любит царица в пылу страсти), которые потом слуга заклеивает пластырем. Но герои не видят, не слышат, не чувствуют друг друга, между ними ничего не происходит. В бодром механическом темпе молотят белые стихи, иногда переодеваясь. (Наиболее удачен «египетский прикид» Хаматовой, когда на ней классический парик с черной челкой и шальвары.) У них нет характеров, всю роль актеры проводят на одной краске – Шакуров на привычном мужественном хрипе, Хаматова на кокетливом самолюбовании. Но если героев и любви их нет, с какой целью поставлена пьеса, где герои и любовь их есть?

В том-то и разгадка тайны г-на Серебренникова. Он создан как терминатор, чтобы уничтожить классические мифы театра. Он ставит самые легендарные пьесы – скажем, «Лес» Островского, «Мещан» Горького, «Сладкоголосую птичку юности» Уильямса – чтобы их, этих мифов и легенд о каком-то театре высокого профессионализма, где водились мысли и чувства, больше не было. На его месте образуется черная дыра, заполненная дурным неаппетитным месивом – очередным спектаклем Серебренникова. Но так и должно быть – мы же не требуем от улитки, поедающей листочек, чтоб она оставляла при этом прекрасные выделения. У человека такая миссия, что поделаешь!

И поэтому странно примерять к нему профессиональные критерии. Если считать режиссуру профессией, Серебренников не умеет ничего или почти ничего. Не владеет анализом пьесы, и авторский мир для него – ничто. Не справляется с пространством – мизансцены «Антония amp; Клеопатры» неизобретательны, беспомощны, не использованы ни высота, ни глубина пространства. Поразительно глух он и к музыке спектакля. Не раскрывает актеров и не умеет слаживать ансамбля… И так далее. И дело не в том даже, что у него нет диплома о высшем режиссерском образовании, мало ли беспомощных режиссеров с таким дипломом. А в том, что терминатор умеет только уничтожать, остальное вне его компетенции…

Неудивительно, что наша сцена, к таким явлениям непривычная, растерялась под напором личной энергии режиссера – единственного профессионального качества, которое у него есть, причем в избытке. Но постоянно писать о каждом опусе Серебренникова теперь, когда его тайна раскрыта, совершенно излишне. На каждый чих не наздравствуешься. Пусть терминаторы делают свое дело, а рабочие пчелки культуры – свое. Посмотрим, чья возьмет.

«Чем удивлять будем?» – так в старину говаривали знаменитые театральные режиссеры. Надо заметить, это вообще хороший вопрос для всей культуры в целом. Кто и чем «удивил нас» в 2006 году?

Глубокий и постоянный источник удивления – Федеральное агентство по культуре и кинематографии – даже не удивил, а прямо-таки поразил общественность распоряжением назначить артиста Евгения Миронова художественным руководителем Театра Наций.

До сих пор Миронов был замечен только в хорошем исполнении разнообразных ролей на театре и в кино. Он не ставил спектаклей. Никогда ничем не руководил. Для чего популярному артисту возглавлять Театр Наций, то есть пустое в творческом отношении место, занимающее, правда, отличное помещение с давней историей (это бывший театр Корша)? Но удивление ваше развеется быстро, если вы вспомните, что Евгений Миронов в творческом союзе с режиссером Кириллом Серебренниковым в этом году организовывал фестиваль «Территория». На этот фестиваль привезли невероятно авангардные постановки из стран Европы, так что зритель мог созерцать процессы мочеиспускания на сцене не только русского, но и, к примеру, венгерского образца. До сих пор черная болезнь «авангардизма» ползала по всему театральному организму, но теперь она, видимо, обретет строгую прописку в Театре Наций, где Евгений Миронов будет очаровательной вывеской, под которой режиссеру С. будет где развернуться.

И это замечательно! Я, как ретроград, страшно не люблю невкусных смешений. Не надо соединять монастырь с кабаком – пусть все будет на своем, четко очерченном месте. По крайней мере, людям будет известно, в какие места заглядывать, а какие обегать за версту.

Отвоевала же «новая драма» целую поляну – театр «Практика». И теперь зритель сам в состоянии сообразить, нужен ли ему, скажем, спектакль «Июль» – монолог людоеда, пожирающего всех на своем нелегком пути. Этот монолог написал Иван Вырыпаев, а играет его милейшая актриса Полина Агуреева, оного Вырыпаева жена. Тоже, нашли чем удивлять – монологом людоеда. Вот если бы вдруг мне стало известно, что кто-то из деятелей «новой драмы» написал пьесу в четырех действиях о жизни нормальной российской семьи, вот тут у меня от удивления глаза бы на лоб полезли. А то, подумаешь, монолог людоеда. Это, извините, дешевка. Это начирикать можно за два дня. Старые-то драматурги над пьесами по году сидели, выстраивая жизнь персонажей…