Татьяна Москвина - Ничего себе Россия! (сборник)

А если бы к власти вдруг пришли инопланетяне – наши люди и тут бы не растерялись: в момент были бы готовы картины из прошлого и настоящего правильных ребят-инопланетян. Я вообще предлагаю учредить специальный киноприз – «Золотая ручка» – и вручать его кинематографистам, наиболее отличившимся в современной конъюнктуре.

Только, боюсь, слишком много наберется претендентов – давка будет.

Государственный музей «Эрмитаж» заключил соглашение с компанией «Кока-кола». В продажу поступят банки с надписью «Культурное наследие», украшенные картинами Ван Гога, Сезанна, Гогена и Руссо, а Эрмитаж разумно употребит чек на три миллиона девятьсот тысяч рублей, полученный от всемирного спрута. Деньги пойдут на организацию музея современного искусства в здании Главного штаба.

В общем, на этом месте полагается петь и плясать, славя Великую Коку, поддерживающую несчастный, последний огурец без соли доедающий государственный музей. И его мудрых начальников, придумавших столь изящный выход из положения. Действительно, совершенно непонятно, как это петербуржцы вообще до сих пор живут без музея современного искусства, то есть без тряпочек, веревочек, обрывков и огрызков, снабженных глубокомысленными подписями.

А что вам не нравится? – спросит читатель. Трудный вопрос. Дело в том, что мне в этой истории не нравится ничего. Начнем с того, что нелегко сыскать вещь, более вредную для желудка, чем сладкие газированные напитки. Кока-кола – дико переслащенное питье, не приносящее никакой пользы человеку. Могучий всемирный бренд, ставший универсальным мифом, уже не нуждается в рекламе, утоляя всемирное тайное «желание быть американцем» – хотя бы на пять минут, на время употребления коричневой жижи. Я лично это пить не буду никогда – ни с надписью «Культурное наследие», ни без оной. Следуя завету великого гоголевского помещика Собакевича, говаривавшего: «А мне лягушку хоть сахаром облепи, я ее в рот не возьму!» Но люди, конечно, имеют право на выбор. Хотят мучить желудок – пусть мучают.

Однако при чем здесь Эрмитаж? Неужели так плохи дела Ван Гога с Гогеном, что их уже пора рекламировать на боках глобалистских банок? Вроде бы нет, дела Ван Гога с Гогеном идут превосходно, это по-прежнему самые дорогостоящие художники мира. В чем заключена такая уж острая необходимость опошления понятия «культурное наследие» и неявный, но очевидный привкус унижения государственного музея? Неужели деньги на музей современного искусства нельзя добыть иначе? Не связываясь с символом пластмассовой поп-культуры, не получая от нее чеков, не пожимая рук «лимонадных Джо» с непонятным каким-то восторгом?

Несколько эксклюзивных баночек директор Эрмитажа Михаил Пиотровский надписал лично – для музея кока-колы в Атланте (США). Любопытно: поверх Гогена с Сезанном или все-таки где-то в сторонке? Хотя какая там сторонка. Одно перечисление ароматизаторов, стабилизаторов и красителей, которые кладут в сей напиток, занимает полбанки. А тут еще картинка. Нет, наверное, так и нацарапал, поперек Гогена: М. Пиотровский…

Вещи, которые не имеют между собой ничего общего, и не должны иметь между собой ничего общего. Эрмитаж и кока-кола – несовместны. Собранная русскими царями коллекция высочайших мировых творческих ценностей и дешевая газировка из чужой страны не имеют, на мой взгляд, никаких точек пересечения. Что-то не слышно, чтобы Лувр, Прадо или галерея Уфицци заключали какие-то соглашения с глобалистскими брендами. Как-то обходятся страны Европы без этого. Так мы Европа или все-таки не Европа? В состоянии государство содержать свои главные музеи или нет?

Я понимаю, что Михаил Швыдкой вряд ли имеет время подумать об этом на досуге. На досуге этот неутомимый человек ведет, помимо трех или уже четырех телешоу, еще и концерты в честь Дня независимости России, к примеру.

И вот что интересно: входит ли в понятие «независимость России» независимость государственных музеев от рекламных трюков кока-колы?

Говорят, что бизнес-проект «Хоттабыч» оказался успешным: не только «интернет-комедию» с этим названием удалось впарить массовому молодежному потребителю, но и выпустить одноименную компьютерную игру, открыть сайт, продать кое-какие вещички из фильма и так далее. Как известно, в русском бизнесе авторских прав не уважают принципиально и делиться не любят, а потому имя автора сказки «Старик Хоттабыч» (1938) – звали его Лазарь Лагин – не упомянуто в титрах вовсе, хотя именно Лагин придумал главный образ, озорного джинна по имени Хоттабыч. Выражаясь современнее – свистнули топовый бренд и глазом не моргнули. И свистнули, что грустнее всего, на редкость бездарно.

Повесть Лагина насквозь пропитана советской идеологией, но написана она блистательно: если читали, то навек запомнили всю веселую вереницу событий. И как в московский дворик, покачиваясь, вошли верблюды с золотом, и как Хоттабыч сделал из цельного мрамора телефон, как он съел ящик эскимо, погубил футбольный матч, выкинув на поле двадцать два мяча, и как Волька пытался с помощью джинна сдать экзамен по географии… словом, это отлично сделанная и очень смешная вещь.

В фильме режиссера Петра Точилина, снятого по мотивам другой, современной версии «Хоттабыча», никакой идеологии вроде бы нет вообще, но при этом нет ни смысла, ни юмора, ни композиции, ни характеров. Вместо отважного пионера Вольки мы увидим бесцветного хакера Гену (Мариус Ямпольскис), который в самом начале картины исполняет священную мечту этого сорта убогих и Богом обиженных: взламывает сервер Майкрософта. Если Волька доказывал джинну преимущества советского образа жизни, то единственное, что может наш современный Гена, – предложить бородатому волшебнику (в этой роли печально присутствует хороший актер Владимир Толоконников) навек поселиться в возлюбленной Паутине, где, как убеждена эта человеческая моль, всё есть. Хакер Гена – по советским понятиям, вор, бездельник и паразит – прежде всего просит у джинна «миллион-триллион-хрен-знает-скольколион-долларов». Просит денег вероятного противника! Вы представляете себе голливудский фильм, где положительный герой попросил бы у чародея кучу русских рублей? Разумеется, потом этот Гена влюбляется в придурковатую американскую девчонку-шпионку. Уж тут все одно к одному у этой вражины… Скукотища ужасная: фильм еле-еле ковыляет от сцены к сцене и заканчивается раз восемь. Художественная беспомощность нового Хоттабыча проистекает прежде всего от полного отсутствия идей в голове сценариста и режиссера. Сказать им было решительно нечего, а выполнять заказ было надобно.