Игорь Дьяков - Лето бородатых пионеров (сборник)

В. И. (разочарованно): Как они трезво рассуждали…

В. П.: Вот именно – «рассуждали»! Смысл творчества – в создании произведений. Разговоры же о творческих исканиях в печенках сидят. Поиск самодовлеет. Все ищут, все выглядят непонятными, интересными до мистицизма…

В. И.: Милый мой, и от нас с тобой кое-что зависит. Допустим, комсомол даст деньги, помещение…

В. П.: И я буду три раза в неделю по три часа кормить их сахаром, как на арене… Избави бог. И так одурел от дел.

В. И.: Ну не ты, так другие…

В. П.: Но выступить-то надо, провалиться мне на этом месте. (Проваливается. Его исчезновения никто не замечает.)

БОРИС ( обращается к В. И.): По-моему, окна запотели от выпущенного пара, провалиться мне… (Проваливается. Его исчезновения никто не замечает.)

В. И. (Виктору): А где тот странный человек?

ВИКТОР: Не знаю…

ВОВИК: Он навыдергивал еще чистых салфеток, полюбезничал вот с той дамой и – ушел… Ой! Смотрите! Ей плохо!

Виктор и В. И. подбегают к незнакомке и подхватывают ее, падающую в обморок. Вовик поднимает выпавшую у нее из руки записку и читает.

ВОВИК (читает): «… Жду вас в доме Ренкевича на Собачьей площадке, у Соболевского…» Ничего себе, финал!

СЛАВИК (вбегая): У рокеров аппаратуру отключили – отпад! Архитекторы… Что с тобой?

ВОВИК: Вот это финал репортажа!!!

СЛАВИК: Да что случилось?

ВОВИК (улыбается и напевает): «Былое нельзя воротить и печалиться не о чем…».

Конец первого, но, надеюсь, не последнего акта.

По всей видимости, скоро мне придется уйти на пенсию. Возможно, с конфискацией имущества. В этот непростой и ответственный момент моей жизни я обращаюсь к вам, мои дорогие дети, Ваня, Петя и Любочка.

Собрал я вас сегодня, чтобы поделиться своими мыслями, которые способны возникать лишь в пучине жизненного опыта, подобного моему. Собрал, чтобы предостеречь, посоветовать, поделиться наболевшим.

Ребятки! Совсем маленькими вы были, когда я, несмотря на романтические представления о воспитании, с которыми носилась ваша мать, приучал вас к реалиям настоящей жизни. Я не кричал на вас, когда обнаруживалось, что вы недодаете сдачу после покупки хлеба. Я понимал, Петя, твой интерес к почтовым маркам, радовался твоей сметливости: те, кто хотел меняться с тобой, должны были покрывать большие красивые дешевые марки своими неказистыми, но дорогими. Я не слишком сетовал на вашу нерадивость в школе – излишнее рвение только сушило бы вам мозги. Но теперь я понимаю, что ваша мать была не совсем неправа. Сейчас для того, чтобы жить, мало вертеться. Надо еще и кое-что знать. А ведь вы, мои дорогие, ни черта лешего не знаете.

Учились вы плохо и неохотно, и способность видеть дальше своего носа вам, к сожалению, неведома. Вы привыкли рассчитывать на вашего папу. Что ж, привыкли, так привыкли…

Помнишь, Ваня, какие характеристики ты получил после вытрезвителя? Глянешь – парень вроде в пионерлагере был, в утренниках принцев золотистых играл. Все папа.

Помнишь, Петр, как ты просадил в общежитии полторы тыщи в преферанс? Как тебя, шельмец, папа выручил?

А ты, Люба? Ну, о тебе не будем…

В этот высокий момент хочу в последний раз напомнить, что дал вам, кроме жизни – что, собственно, много ума не требует – еще и многое другое. У вас свои дома, машины, дачи. А главное, вы всегда чувствовали себя хозяевами жизни. И это для меня, отца, было самым важным.

Но сейчас буду говорить не об успехах и достигнутом, а о волнениях и тревоге.

Да, именно тревога томит душу. Тревога за вас, мои хорошие.

Вы по безалаберности и неспособности анализировать и должным образом оценивать происходящее, не представляете, насколько неуютные могут наступить времена, если все пойдет как пошло.

Вы станете нос воротить от слов «научный прогресс», «усиление контроля», «повышение качества», и тому подобное. А ведь это вас касается вплотную.

Ваня, сначала о тебе. Знаешь ли ты, что твоя профессия скоро стать неперспективной? Как только «фанту» и «пепси-колу» начнут продавать автоматы – ты вымрешь как динозавр. Ты это знаешь? Я тоже не знал – да тут из-под сукна достали проект, и все идет к тому, что его утвердят. И плакали твои тысячи! Автоматом ты не станешь – не та школа. А и свои законные гривенники не приверетенишь. Так что надо менять квалификацию. Да и в людном месте работаешь, – это нынче опасно.

Петя! Тебя мне тоже нечем утешить. Дефицита запчастей в ближайшее время больше не будет. Так что предупреждаю: В сжатые сроки разгрузи, милый, свой гараж – реализуй все распредвалы, коими ты его завалил. И еще: если будет создана четкая система ремонтного обеспечения автомобилей – что, вы не поверите, вполне вероятно! – то тебе, Петя, придется туго.

Не хотел я тебя видеть протирающим штаны в конторе за сто двадцать без вычетов, гоняющим чай и разгадывающим кроссворды из «Вечерки»: «Областной центр в Сибири? Магадан!». Да, видно, придется на время в лифтеры или в сторожа податься. Как и тебе, Ваня.

Мы, конечно, со своей стороны попытаемся, как говорят по телевизору, торпедировать что возможно. Но прежней уверенности нет. Нету ее, ребята!

Теперь о тебе, Любочка.

Я понимаю, душой прикипела к месту. Но все же послушай меня, старого: мотай из своего винного отдела! Запахло жареным. У тебя размах дай боже – и вряд ли ты сможешь остановиться, это ты в меня. Пока все щели не перекрыли – уходи. Торгуй хоть мороженым да соками, лишь бы все выглядело тип-топ.

Горячо советую вам сейчас не бросаться в глаза.

Я бы, Ваня, на твоем месте избавился сейчас от «Мерседеса» – хоть на «двадцатьчетверку» поменяй, смирись. Надо же от чего-то и отказываться! И скажи своей, чтоб она не смела ходить в кино в своем бриллиантовом колье. И пацану не разрешай в школу видеомагнитофон носить – он с ним обращается… как со старым велосипедом. Недавно раскурочил приставку – ты б его хоть поругал на людях. А то на другой день дал другую, – и хоть бы что.

Как на это посмотрят учителя, родители?

То же и к тебе, Люба, относится. Особо-то дачей не хвались «Трехэтажная!.. С двумя подземными гаражами!..» Люди скажут: роскошествуют, станут подозревать бог знает в чем. Думаешь, вечно на это будут сквозь пальцы смотреть? Найдется какой-нибудь щелкопер, бумагомарака – обрисует, своих не узнаешь. Тут психологию надо учитывать!

И последнее. Если мне все же удастся отвертеться от пенсии… и от конфискации – я невзирая на мое положение в торге и прочный авторитет, который есть лучшее алиби, уйду в тину – каким-нибудь завмагом в пригороде. Отсижусь до лучших времен. Так что и вы не медлите.

А пока вот что. Пока ваша мать в больнице – а, будем реалистами, это надолго – я предоставляю вам родительский, так сказать, кров – под укроп, кинзу и прочее. Чтоб без дела не сидели. Я подсчитал: один квадратный метр даст в сезон полтыщи чистой прибыли. А таких метров, сами знаете… С зеленью, по моим самым пессимистическим расчетам, будет все так же плохо. А значит – выживем, пересидим эти тяжелые времена без потери квалификации.