Сергей Лесков - Умные парни (сборник)

Во время пребывания в Горьком Сахаров написал одну из своих основных общественных работ – «Опасность термоядерной войны» (1983). В этой обширной статье приводятся соображения о конкретном сценарии всеобщего разоружения и его промежуточных этапах, о необходимости идти в этом процессе на компромиссы и избегать даже локальных конфликтов, указывается на «открытость» общества как гарантию сохранения мира. «Термоядерная война – бедствие неописуемого масштаба и совершенно непредсказуемых последствий, причем вся неопределенность в худшую сторону, – пишет ученый. – Нельзя планировать ядерную войну с целью ее выиграть. Нельзя рассматривать ядерное оружие как средство сдерживания агрессии, осуществляемой с применением обычного оружия…»

Нашему читателю эта работа известна по резкой отповеди, которую дали Сахарову в «Известиях» академики А. Дородницын, А. Прохоров, Г. Скрябин, А. Тихонов. Глухое раздражение вызывали, по-видимому, упреки Сахарова по поводу некоторых аспектов международной политики СССР, но разве Афганистан не давал поводов для этого? В статье «Когда теряют честь и совесть» (3 июля 1983 г.) ученому приписывается «ненависть к собственной стране и ее народу», «нравственное падение», говорится, что его «подлое благополучие зависит от народного горя». Между тем даже название статьи своего оппонента авторы, и, думается, совсем не по забывчивости, не приводят – не помогает разоблачениям название.

В Горьком А. Д. Сахаровым были написаны также статьи «Ответственность ученых», «На рубеже 80-х», «Что должны сделать СССР и США, чтобы сохранить мир», заочные выступления на Пагуошской конференции 1982 года, на встрече нобелевских лауреатов в Сорбонне, а также короткая речь на вручении ему (тоже, естественно, заочном) премии Сцилларда, присуждаемой Американским обществом физиков. В этих работах его гуманистическое мировоззрение получило дальнейшее развитие.

Еще в тот год, когда фамилия Сахаров сопровождалась оскорбительными эпитетами, на практике начинали реализовываться его, прежде казавшиеся утопическими, предложения по разоружению (например, о раздельном сокращении баллистических ракет и ракет средней дальности, о необходимости сокращения обычных вооружений, о дестабилизирующем факторе ракет шахтного базирования и др.), набирали вес гуманистические тенденции, менялась общеполитическая ситуация в стране и в мире, и даже война в Афганистане уже не вызывала обязательного прежде безусловного одобрения. Иные из тех, кто проклинал А. Д. Сахарова в самые тяжелые для него годы, сейчас записываются в его друзья. Сделать это тем более легко, что он сам никогда не проявлял и намека на мстительность, злопамятность, списывая предательство на «законы того времени». Так думал он, не искавший компромисса со своей совестью, но вправе ли мы принимать эту щадящую формулу? Единственный путь к очищению – быть в ответе за все сделанное тобой, даже когда так делали все вокруг. «Вы не хотите дезавуировать свое письмо?» – спросил А. Д. Сахаров у знаменитого академика, раскрывшего при встрече в Москве свои объятия. «Какое письмо? – удивился тот. – Ни о каком письме что-то не упомню». Из многих поносивших А. Д. Сахарова коллег-академиков покаялся только один – С. В. Вонсовский. И это двойная трагедия: в 30-е годы этот человек брал под защиту попавших под подозрение, в удушье 70-х – дрогнул.

Не обойти и еще одну значительную и горькую страницу жизни А. Д. Сахарова в ссылке. Много сил ушло у него на защиту близких, трижды – в 1981, 1984 и 1985 годах он объявлял голодовку. Его помещали в Горьковскую областную больницу имени Семашко, где он провел за эти годы почти 300 дней. Там его насильно кормили. В одном из писем А. П. Александрову («Я обращаюсь к Вам в самый трагический момент моей жизни») Сахаров описывает различные способы принудительного кормления. Главный врач О. А. Обухов говорил: «Умереть мы вам не дадим. Но вы станете беспомощным инвалидом».

После одного из жестоких сеансов принудительного кормления у Андрея Дмитриевича случился спазм сосудов головного мозга (или инсульт?), появились симптомы болезни Паркинсона. «То, что происходило со мной в Горьковской областной больнице летом 1984 года, – пишет А. Д. Сахаров, – разительно напоминает сюжет знаменитой антиутопии Оруэлла, по удивительному совпадению названной им “1984 год”. В книге и в жизни мучители добивались предательства любимой женщины. Ту роль, которую в книге Оруэлла играла угроза клетки с крысами, в жизни заняла болезнь Паркинсона».

И у нас, и за рубежом раздавались упреки в адрес жены и друга Сахарова Елены Георгиевны Боннэр: неужели она, понимая весь риск голодовок для Андрея Дмитриевича, не могла предотвратить их? Вот один из записанных разговоров между ними на эту тему: «Андрей, надо научиться достойно проигрывать». – «Я не хочу этому учиться, я должен учиться достойно умирать». Вряд ли возможно было отговорить Сахарова, когда он принимал твердое решение, а голодал он, как сам признавался, прежде всего за свое окно в мир, за связь с миром, не желая превращаться в «живой труп». Да и вправе ли мы быть судьями для этих людей? Все многолетние свидетели жизни Андрея Дмитриевича и Елены Георгиевны отмечают атмосферу счастливой любви, окутывавшую их дом. В «Воспоминаниях» Андрей Дмитриевич пишет о жене восторженно и возвышенно. Кто-то, быть может, хотел бы другого, но отношение к супругу – тоже характеристика человека. А без верности, преданности в семейных отношениях, думаю, не было бы Сахарова-ученого, общественного деятеля, над судьбой которого мы сегодня размышляем.

Выступление М. С. Горбачева Сахаров впервые услышал в больнице в 1985 году, когда единственными его собеседниками были сотрудники КГБ. Он сказал им: стране повезло впервые за долгий путь. Можно только догадываться, какое противодействие пришлось преодолеть новому руководству, прежде чем ученому разрешено было вернуться из ссылки. Ведь еще в 1986 году Сахарову не разрешили, несмотря на его просьбу, принять участие в ликвидации последствий чернобыльской катастрофы, хотя именно его ум мог оказаться там незаменимым.

Но перестройка набирала ход. Изоляция человека, призывавшего к ней, становилась анахронизмом, нелепицей. 15 декабря 1986 года поздно вечером в горьковской квартире был установлен телефон, а через два дня состоялся разговор М. С. Горбачева и А. Д. Сахарова. Андрей Дмитриевич, выразив благодарность, тут же – он оставался самим собой даже в эту минуту – сказал, что его радость омрачена участью политзаключенных. Сколько было еще потом диспутов М. С. Горбачева и А. Д. Сахарова, но они происходили на глазах у всех и, без сомнения, содействовали тому, чтобы перестройка развивалась, преодолевая на своем пути трудности и противоречия.