Роман Тименчик - Что вдруг

или же в устах косоплечего главного бухгалтера правления «Красного Металлурга», который во время лодочной прогулки по Фонтанке увидел:

Впереди, через Садовый мост, рванулся к Марсову полю трамвай. Косоплечий потянулся и продекламировал:

– О-о! – с уважением пробормотал латыш: – Та фы поэт!

– Питаю некоторую склонность! – иронически ответил косоплечий. – А вы? 13, —

или в «Голубой книге», где строки из «Фарфорового павильона» приобретают почти невытравимый зощенковский привкус:

Мы ему сказали:

– Уезжайте теперь. И лучше всего, устройтесь там у себя на работу. И параллельно с этим пишите иногда хорошие стихи. Вот это будет правильный для вас выход.

Он сказал:

– Да я так, пожалуй, и сделаю. И я согласен, что молодые авторы должны, кроме своей поэзии, опираться еще на что-нибудь другое. А то – вон что получается. И это правильно, что за это велась кампания.

И, поблагодарив нас, он удалился. И мы, литфондовцы, подумали словами поэта:

Школы читателей, как известно, «подчас даже группирую[т]ся и независимо от наличных на Парнасе партий» 15. И не только на Парнасе, но также и в агоре. С одной стороны, как симптом известного диссидентства (ср. характеристику ленинградского Института экранного искусства в середине 1920-х: «В этом особняке приобщались к высокому искусству экрана <���…> молодые люди, с упоением читавшие Гумилева и избегавшие слова “товарищ”» 16) интерес к стихам расстрелянного не раз попадал в разносы 17, доносы 18и показания 19, стихи Гумилева изымались при обысках 20. С другой стороны, в конце 1920-х – начале 1930-х интерес к Гумилеву охватил широкий круг молодых советских, даже пролетарских 21и крестьянских 22поэтов, не говоря уже об образованном слое молодежи 23, заявлен был и самим Александром Жаровым 24и вызвал разговоры о необходимости переиздания Гумилева, на которые отзывался Маяковский в 1929 году на пленуме РАППа, нападая на Цветаеву: «Это полонщина <���…>, которая агитировала за переиздание стихов Гумилева, которые “сами по себе хороши”. А я считаю, что вещь, направленная против Советского Союза, направленная против нас, не имеет права на существование, и наша задача сделать ее максимально дрянной и на ней не учить» 25.

Школа читателей состояла из просто читающих Гумилева (выписывающих, переписывающих, хранящих 26, размножающих, распространяющих, начитавшихся 27, подражающих 28, имитирующих 29) и «вычитывающих» Гумилева с большим или меньшим основанием из всего наличного корпуса русской и советской поэзии. Назовем из последних лишь некоторых:

Георгий Горбачев:

«И вот под небом, дрогнувшим тогда, / Открылось в диком и простом убранстве, / Что в каждом взоре пенится звезда / И с каждым часом ширится пространство» (Н.Тихонов) 30.

Марк Слоним:

«Над зеленою гимнастеркой / Черных пуговиц литые львы; / Трубка, выжженная махоркой, / И глаза стальной синевы» (Н.Тихонов) 31.

Дмитрий Святополк-Мирский:

«И все мне казалось – за поворотом / Усатые тигры прошли к водопою», «Откуда ты? Какой вокзал / Тебе продал билет?» (М. Светлов) 32.

Алексей Эйснер:

«Одинокая пальма вставала над ним / На холме опахалом своим, / И мелькали, сверлили стрижи тишину / И далеко я видел страну» (И.Бунин) 33.

Владимир Державин:

«Далека симбирская глушь, / тихо времени колесо… / В синих отблесках вешних луж / обывательский длинен сон. / По кладовым слежалый хлам, / древних кресел скрипучий ряд, / керосиновых тусклых ламп / узаконенная заря. /. / И никак не уйти от глаз, / просквозивших через века, / стерегущих и ждущих в нас / взгляд ответный – большевика» (Н. Асеев) 34.

Иннокентий Оксенов:

«Здесь спор ведут с единоверцем, / Засыпав лошадям овса, / И, ставни с вырезанным сердцем / Закрыв, спускают на ночь пса» (В.Рождественский) 35; «Пар клокочет, и поднят якорь / Вымпела высоко взнесены / Над отчалившими по знаку / Быстроходной рабочей страны»; «А мне представлялось: когда на восходе / Пустым океаном владеет заря, / И льдины отколотые проходят, / Холодной прозеленью горя, / – На ледоколе, а то на собаках, / Стремлюсь в снеговой непрерывный мятеж; / Как горько, бывало, проснуться, заплакав / От явной несбыточности надежд» (В. Наумова) 36; «Искатели таинственных цветов, / Не внесенных в тома энциклопедий, / Во снах мы видим чашечки из меди… / …Мы видим сны и сотни поездов, / Товаропассажирских и почтовых, / Всегда служить ботанике готовых, / Спешат к лесам, где бурые медведи, / К озерам, где разрезана жара / Грудными плавниками осетра…» (В. Саянов) 37.

Абрам Лежнев:

«Обозы врозь, и мулы – в мыле, / И в прахе гор, в песке равнин, / Обстрелянные, мы вступили / В тебя, наказанный Казвин!» (Э. Багрицкий) 38.

Евгения Мустангова:

«За отряд улетевших уток, / за сквозной поход облаков / мне хотелось отдать кому-то / золотые глаза веков…» (Н.Асеев) 39.

Николай Степанов:

«Двух бокалов влюбленный звон / Тушит музыка менуэта. / Это празднует Трианон / День Марии Антуанетты» (М.Светлов) 40.

Вячеслав Завалишин:

«В рыжих травах гадюки головка / Промелькнула, как быстрый укол, / Я рукой загорелой винтовку / На вечернее небо навел» (Н.Тихонов); «Я любил ветер верхних палуб, / Ремесло пушкаря, / Уличные скандалы / И двадцать пятое октября» (И. Эренбург); «Мы в походе не спим недели, / Извелись от гнилой воды; / Наши волосы поседели / От своей и чужой беды» (А.Сурков) 41.

Николай Вильям-Вильмонт:

«Середина нынешнего века, / Втиснутая в ямбы и гранит / Жесткими руками человека / Что-то первобытное хранит» (А. Межиров) 42.

Последний случай снова сплетает поэтику и политику, когда примстившееся сходство «интонации», тематические якобы переклички (включающие полемику) и другие сближения обладают зловещей силой и заставляют доброжелателей выгораживать тех, кто запятнан реминисценцией. Так было, когда тень «Моих читателей» упала на стихи безупречно-советского Виктора Гусева: