Дмитрий Губин - Под чертой (сборник)

В 1886-м году немецкий психиатр Рихард Крафт-Эбинг выпустил книгу Psychopathia Sexualis, предприняв одну из первых попыток описать и систематизировать сексуальные девиации. В России книга была издана на латыни и продавалась только врачам, но эффект был ошеломительным. «Сексуальную психопатию» в условиях дефицита информации читали все. (Если кто помнит СССР, там аналогом была «Женская сексопатология» Свядоща, – чуть ли не единственная книга, полуподпольно просвещавшая о, что называется, тайнах брачныя постели) .

Крафт-Эбинг стал таким авторитетом, что религиозный публицист Василий Розанов в «Людях лунного света» цитировал его страницами. Это во многом благодаря «Сексуальной психопатии» в России стал обсуждаться половой вопрос (помните, у Саши Черного – «Пришла проблема пола, румяная Фефела, и ржет навеселе»?)

Однако выборка, с которой работал Крафт-Эбинг, чьё мнение о сексуальной норме и отклонении стало непререкаемым, состояла в основном из пациентов психиатрических клиник и клиентов полицейских участков. В итоге выводы о причинах и следствиях были сделаны неверные. Это из-за Крафт-Эбинга поколения подростков росли в ужасе от греха онанизма, увлечение которым приводит-де к шизофрении (это сегодня смешно; а тогда было страшно).

Сегодняшнее нейтральное и скорее положительное отношение ко многим формам половой активности сформировалось много позже, когда исследователи стали иметь дело с совершенно другими объемами исследований. Сегодняшними сексуальными свободами (в России – по крайней мере, гетеросексуальными) мы во многом обязаны замечательному послевоенному американскому ученому Альфреду Кинси.

Кинси был энтомолог, специалист по мошке-орехотворке. Его коллекция насекомых, переданная в дар Музею натуральной истории в Нью-Йорке (тому, куда любил заглядывать сэлинджеровский Холден Колфилд), насчитывала 4 миллиона экземпляров! Кинси был уже известен как автор популярных школьных учебников по биологии и диссертации по таксономии, то есть системе классификации растений и животных, – как вдруг неожиданно ему предложили прочитать курс лекций о браке. Кинси увлекся предметом, подойдя к нему с привычной въедливостью и размахом (а только одного вида орехотворки он изучил в свое время 150 тысяч экземпляров!). Он намеревался опросить об их половой жизни 100 тысяч американцев, причем каждому задать до 500 вопросов! И хотя, в конечном итоге, опрошено было 20 тысяч, объем впечатлял – до Кинси самой большой была группа в 300 человек.

Подробный отчет был сведен в два сугубо научных тома с названиями «Сексуальное поведение человеческой особи мужского пола» и «Сексуальное поведение человеческой особи женского пола», но их публикация вызвала скандал. Оказывается, мы ведем себя в личной жизни вовсе не так, как притворяемся, что ведем! Однополые и добрачные связи, мастурбация и промискуитет, возраст первого контакта и характер эротических фантазий, распространенность фелляции – стереотипы рухнули по всему фронту, а в научный обиход вошла «шкала Кинси» – шкала сексуального поведения с градациями от строго гетеросексуальных до гомосексуальных, от 0 до 6 баллов соответственно. Сам Кинси ни в СССР, ни в России так и не был издан, но ни одна книга по сексологии без ссылок на него не обходится.

А наблюдения Кинси во многом спровоцировали сексуальную революцию, которая свелась не только к легкости эксперимента, но и к выведению многих форм секса из сферы стигматизированного и аморального. И мы, например, с удовольствием занимаемся оральным сексом (а американские подростки, к слову, уже и не относят его к сексу, числя по ведомству предварительных ласк, вроде петтинга и поцелуев), в то время как еще в СССР это было «гадостью» и «извращением» (почитайте постатейные комментарии в УК тех лет). Потому что знаем (в отличие от советских людей) – cosi fan tutti, так поступают все…

Так вот, возвращаясь к разговору о тотальном контроле, который позволяет судить о нашей реальной жизни – как часто мы в реальной жизни ругаем власть? Как много материмся? Как часто плачем? Изменяем слову, делу и телу? Напиваемся в хлам? Повышаем голос? Завидуем? Как часто меняем свои взгляды в течение жизни и нормально ли их менять?

Когда мы получим ответы на этот вопросы, возможно, мы изменим представления о том, что мы есть. И изменим рамки одобряемого и осуждаемого с точки зрения интересов общества, то есть общественной морали. И ФСБ с его СОРМом, и ФБР, ЦРУ и АНБ нам тут окажутся невольными, но помощниками, а также все социальные сети, со всеми их вылетит твит – не поймаешь, паблик черненький не смоешь и платочком не сотрешь, а сотрешь, так есть кэш гугла и яндекса, а введут запрет выдавать кэш после требования пользователя («то, что я написал про свою соседку по парте в фейсбуке, было детской дурью, которую я давно делитнул, а сейчас мы солидные и благоразумные, прошу никому ту запись не выдавать» – такой закон введен в ряде стран Евросоюза), – ну, так есть перепосты и скриншоты, не утаить в меха обутой тени.

Ну хорошо, скажете вы, с фейсбуком и ВКонтакте все ясно, но как из ФСБ, ФСО и прочих закрытых организаций исследователь, а вслед за ним и все мы, получит интересующую информацию?

Да очень просто!

На каждое АНБ и ФСБ найдется свой Сноуден.

При таких масштабах работ – не может не найтись.

2014

Язык эпохи всегда выдает ее подлинный смысл. Причем часто смысл эпохи противоположен смыслу произносимых слав.

В книге немецкого еврея, филолога Виктора Клемперера «LTI. Язык третьего рейха» (Клемперер чудом выжил при Гитлере благодаря жене-арийке) дано точное описание того, как идеология влияет и на стиль речи, и на смысл отдельных слов (да и на поведение тоже. «Переход от языковых форм к формам мышления почти неуловим у примитивных натур», – точно подмечает Клемперер.

LTI («Lingua Tertii Imperii») – очень полезная книжка для любого россиянина: хоть проходящего по ведомству патриотов, хоть приписанного к либералам (откуда, впрочем, все больше перебежчиков в первый стан). Не потому, что параллели между третьим рейхом и сегодняшней Россией очевидны: параллелей как раз практически нет, потому что сегодняшняя Россия – автократическое, однако не тоталитарное государство, то есть то, в котором единомыслие внедряется на всех уровнях, от детсада до морга, как оно внедрялось в Германии после 1933-го (в тоталитарном государстве подчинение частной жизни государству является принципиальным моментом, – точнее, частная жизнь как таковая при тоталитарных режимах исчезает: формула «в СССР секса нет» была не столько смешна, сколько точна).