Ларри Коллинз - Горит ли Париж?

К рассвету операция уже шла полным ходом. Во «Френе» первыми выгнали и затолкали в автобусы женщин. В одном из них сочувствующий водитель посоветовал засунуть под сиденья последние записки семьям. И пообещал доставить их по назначению.

В Дранси 1500 евреев получили неожиданную отсрочку. Ни один из предназначенных для них автобусов не завелся: кто-то украл все генераторы.

Во «Френе» 2000 мужчин, отобранных для отправки, были выведены из камер сразу после отъезда автобусов с женщинами. Капитан Филипп Кёэн, помощник резидента разведки Жада Амиколя, благодарил бога за то, что его тоже выбрали. Его пытки закончились, и, куда бы ни отвезли его немцы, он мог ехать со спокойной совестью. Он не предал своего дела.

Одному из заключенных сбор французов на тюремном дворе под окном его камеры показался чудовищной несправедливостью, с которой он когда-либо сталкивался. Сигнальщик Вилли Вагенкнехт сидел в этой камере весь срок пребывания в Париже (за исключением двух дней), отбывая шестимесячное заключение за то, что ударил офицера на телефонном узле в ставке главнокомандующего Западным фронтом. От возмущения он затряс головой. Вилли Вагенкнехт не мог понять такую несправедливость. Ничто не казалось ему более нелогичным, чем наблюдать колонну французов, выходящих за ворота тюрьмы для отправки в Германию, тогда как он, Вилли Вагенкнехт, оставался здесь, в их проклятой парижской тюрьме.

На улице Мари-Элен Лефошё, увидев, как распахиваются ворота тюрьмы «Френе», стиснула нервно руль велосипеда. С шести часов, стоя на крохотном пятачке тротуара, куда ее оттолкнули эсэсовские охранники, Мари-Элен Лефошё молча и безропотно ждала, когда откроются эти ворота. Теперь она рассматривала заключенных, которые друг за другом плелись мимо пулеметов охраны СС и взбирались по ступенькам ожидавших их автобусов.

Вдруг она увидела его. При первом же взгляде на изможденное и искаженное от боли лицо мужа у Мари-Элен вырвался сдавленный вопль. «Боже мой, как он похудел», — подумала она. Неистовое ликование охватило ее молодое тело. «Он жив, он жив», — повторяла она. Лишь через несколько мгновений Мари-Элен Лефошё осознала весь ужас происходящей сцены. Она вдруг поняла, что Пьера отправляют в Германию. В агонии она следила за каждым его шагом к автобусу, который вот-вот увезет его от нее. Поднимаясь по ступенькам, Пьер — она это отчетливо видела — дерзко вскинул голову, как бы выражая свое расположение, что делал всякий раз, когда молча с ней здоровался. «Он увидел меня», — произнесла она вслух. Она уже не могла сдерживать слез. Как сквозь туман, Мари-Элен увидела в группе немецких офицеров знакомую фигуру аббата Штейнерта. Она проскользнула мимо стоявшего рядом эсэсовца и подбежала к нему.

— Дитя мое, — прошептал тот, — это счастье, что он уезжает. В тюрьме будет резня.

Двигатели автобусов заработали, и длинная вереница желто-зеленых машин тронулась в путь. Мари-Элен бросилась к своему велосипеду. Не понимая зачем, она поехала вслед за колонной.

Дитрих фон Хольтиц сидел в залитом искусственным светом подземном бункере ставки главнокомандующего Западным фронтом и с безразличием слушал генерал-лейтенанта Гюнтера Блюментритта, бывшего у фон Клюге начальником штаба. Блюментритт сухо излагал вариант применения в районе Парижа «тактики выжженной земли в ограниченных масштабах» [17]. Его голосу вторило жужжание вентиляционной системы бункера, создавая подобие полифонии. Блюментритт зачитывал детали операции по отпечатанной на машинке шпаргалке, зажатой в левой руке. Периодически он отрывал взгляд от бумаги и тыкал пальцем в красные линии на карте масштаба 1:10 000, разложенной перед ним на столе красного дерева в кабинете Клюге. Эти нанесенные красным стеклографом на целлулоидной поверхности карты линии помечали все газовые заводы, электростанции и водохранилища, снабжавшие пятимиллионное население Парижа.

Предложение Блюментритта, как, впрочем, и все аналитические исследования, исходившие из его оперативного отдела, представляло собой тщательно разработанный документ. Операция была разбита на две фазы. Первая, которую он настойчиво предлагал Клюге начать немедленно, предполагала методичное уничтожение газовых и электрических сетей и системы водоснабжения города. Вторая включала «избирательные диверсии» против промышленных предприятий города. Немцы понимали, что у них нет ни времени, ни сил, чтобы полностью уничтожить все заводы в мощном промышленном поясе Парижа. План Блюментритта предусматривал логичный компромисс: уничтожение на этих заводах наиболее важного оборудования, потеря которого сделает их бесполезными для наступающих союзников.

Предложенная «тактика выжженной земли в ограниченных масштабах», сообщил на совещании Блюментритт, была «очень важной в стратегическом отношении». Если промышленные предприятия Парижа не будут повреждены, то союзники обернут их продукцию против Германии в течение нескольких недель. Он аргументировал свое предложение тем, что, «приведя население в смятение и парализовав жизнь города» путем уничтожения его коммунальных систем, можно было бы замедлить продвижение войск противника, поскольку союзники будут вынуждены направить часть военных ресурсов на оказание помощи терпящей бедствие столице.

Блюментритт подчеркнул необходимость незамедлительно начать осуществление первой фазы плана. Он передал Хольтицу список флотских складов, где тот мог бы реквизировать дополнительное количество взрывчатки из запасов военно-морского флота для пополнения арсеналов вермахта. Если выполнение этой программы не будет начато немедленно, убеждал он, то возникнет риск, что работа не будет завершена до подхода союзников к городу на расстояние удара.

Хольтицу доклад Блюментритта показался «очень сухим, очень профессиональным и очень убедительным». Его предложение не было неожиданным для Хольтица. Накануне он получил первое распоряжение из ОКВ после своего назначения в Париж. В нем говорилось о необходимости «уничтожить или полностью парализовать» все промышленные предприятия Парижа. Он знал, что этот приказ прошел через ставку Западного фронта. Как только Хольтиц получил вызов на это назначенное на раннее утро совещание, он сразу понял, что ему предстоит выслушать рекомендации Блюментритта относительно осуществления этого приказа Гитлера.

Да и сам приказ не показался Хольтицу необычным. Лежащая в его основе концепция представлялась ему «вполне обоснованной». В конце концов это было лишь продолжением тактики, применявшейся на Восточном фронте. И в то время как бомбардировщики союзников еженощно сравнивали с землей германские города, для людей, собравшихся за этим столом в кабинете Клюге, ничто не казалось более логичным, чем применение той же тактики в Париже, с той лишь разницей, что применяться она будет не с воздуха.