Ларри Коллинз - Горит ли Париж?

На улицах города восстание уже переходило во вторую фазу. Организованные группы бойцов ФФИ, вооруженные чем попало, по всему городу перешли к нападениям на общественные здания. Следуя тщательно разработанному плану, они направлялись для захвата мэрий двадцати парижских районов, полицейских участков, общественных зданий и даже скотобойни, морга, театра «Комеди Франсэз». Из окон и с крыш в небо устремлялось запретное знамя Франции — пыльное после многомесячного хранения в тайниках или наскоро смастеренное из простыней и шелковых платьев.

Ни один из районов Парижа не был более спокойным в течение четырех лет оккупации, чем район элегантных вилл на краю Булонского леса, которые образовывали коммуну Нейи. В каждом ее квартале особняки восемнадцатого века вмещали, вероятно, больше коллаборационистов, больше вишистов, больше германских агентов и немцев, чем в любом другом районе Парижа. С 1940 года это был самый тихий уголок в оккупированном Париже, образец дисциплинированного признания власти завоевателей Франции.

Как и остальные пять тысяч солдат, расквартированных в коммуне, эти два немца, потягивавших коньяк в кафе на улице Шези, расположенном за углом от мэрии Нейи, чувствовали себя совсем как дома. При звуке открывшейся двери немцы обменялись похотливыми улыбками. Это должна была быть Жанин, симпатичная белокурая служанка, ради которой они и пришли. Однако, обернувшись, они увидели вместо нее Луи Берти, мясника из Нантера, впервые в своей жизни направлявшего пистолет на немецкого солдата. Берти разоружил своих пленников и повел их в мэрию. По дороге он отогнал трех разгневанных парижан, подбежавших, чтобы плюнуть немцам в лицо. «Это пленные», — предупредил он. Один из немцев обернулся, утер лицо и кивнул Берти. «Данке шён» [20], — произнес он.

Из окна своего кабинета на четвертом этаже здания напротив мэрии Эмиль Марион с ужасом наблюдал за тем, что происходило внизу: вначале — Берти и его два пленника, теперь — вызывающе взметнувшийся в небо над мэрией трехцветный флаг. Не менее официально, чем Клемансо обращался к Палате депутатов, этот пятидесятидвухлетний ветеран Вердена повернулся к своему пожилому секретарю и провозгласил: «Республика спасена». Затем взял шляпу и вышел, чтобы присоединиться к новым хозяевам мэрии.

За этой сценой с неменьшим ужасом наблюдала еще одна пара глаз. Жанин, служанка, к которой пришли два немца, бросилась к велосипеду, намереваясь предупредить немецкое командование.

В захваченной мэрии Андре Кайетт, владелец фабрики, командовавший Луи Берти и 65 другими людьми «из Задига», захватившими мэрию, расставил своих людей по всем четырем этажам. Седеющий Кайетт едва успел закончить, когда на площади перед мэрией скрипнул тормозами грузовик вермахта, вызванный Жанин. Прячась за грязными бортами открытого кузова, с полдюжины немецких солдат выставили свои винтовки в сторону открытых окон мэрии. Из кабины вышел офицер, встал руки в боки и уставился на здание. «Сдавайтесь и выходите!» — заорал он.

С высоты своего положения в бело-золотом зале торжеств под картиной, изображавшей Генриха IV падающим в озеро Нейи, Кайетт уставился на представителя завоевателей образца 1940 года. Переполненный гордостью за этот первый открытый акт сопротивления, по вполне простительной причине преувеличивая свою силу, он ответил: «Сами сдавайтесь! Это Армия Освобождения».

Немец рывком расстегнул коричневую кожаную кобуру, вытащил пистолет и выстрелил наугад в окно, из которого доносился голос Кайетта. В ответ из всех окон мэрии на немцев обрушился шквал огня. Кайетт видел, как надменный офицер медленно осел на тротуар, «как надувной шар, из которого выходит воздух».

Наконец огонь прекратился. На ратушной площади воцарилась тишина: ни единого звука, ни единого предсмертного вопля. Только один из немцев еще дергался. Остальные лежали спокойно. В смятении и ужасе люди «из Задига» созерцали то, что только что сделали. Затем со всех прилегающих улиц до них донесся рев грузовиков, окружавших здание мэрии.

Внутри Префектуры полиции студент юридического факультета Эдгар Пизани пощипывал свою черную бороду. На наклонной панели рядом с его столом загорались и гасли 24 красные лампочки. Со всех концов Парижа в Префектуру звонили из полицейских комиссариатов. Но этот новый заведующий канцелярией префекта полиции Шарля Луизе не знал, как ответить на звонки. Пизани еще не научился пользоваться вверенным ему коммутатором. Наконец, беспорядочно тыкая в панель, Пизани нажал кнопку и приставил к уху трубку. На другом конце линии он услышал взволнованный голос: «Боши пытаются штурмовать мэрию Нейи». Последние слова говорившего потонули в грохоте раздавшегося под окном взрыва. Пизани повесил трубку и бросился к окну. Посреди мостовой горел немецкий грузовик, подбитый зажигательным снарядом. «Это было похоже на тир», — вспоминал позднее Пизани. Один за другим немцы, выскакивающие из горящего грузовика, падали, словно маленькие оловянные мишени.

Никто из немцев, оказавшихся в то утро в смертельной ловушке вокруг Префектуры, не был настроен сопротивляться более яростно, чем человек, только что закончивший минировать телефонный коммутатор в Сент-Амане, — сержант Бернхард Блахе из 112-го полка связи.

Прижавшись к борту открытого грузовика, Блахе увидел, как двое солдат, находившихся на передних крыльях, вскрикнули и рухнули на мостовую при первом же перекрестном залпе из Префектуры и Дворца правосудия, располагавшегося напротив. Водитель был ранен в правую ногу и потерял управление. Помотавшись из стороны в сторону, грузовик врезался в дерево под окном Префектуры. Кто-то крикнул «Всем наружу!», и сержант выпрыгнул из открытого кузова и пополз вдоль машины. В кузове наверху солдат с простреленными легкими, разрывая руками грудь, дико кричал: «Бернхард, Бернхард, помоги мне!» Оглянувшись, Блахе увидел бегущего через улицу офицера, на ходу беспорядочно стрелявшего из револьвера по каменным стенам Префектуры. На полпути в голову ему попала разрывная пуля. На глазах Блахе голова офицера «буквально взорвалась» и тело рухнуло на асфальт.

Французы были так близко, что, когда стрельба несколько утихла, Блахе мог слышать их голоса, доносившиеся из верхних окон Префектуры. Скользя вдоль грузовика, Блахе добрался до кабины. Подняв глаза, он увидел навалившегося на руль водителя. Тот был мертв. Взглянув поверх каски убитого через открытое окно грузовика на здание Префектуры, Блахе вдруг заметил обнаженную руку, свесившуюся через подоконник. Рука сжимала завернутую в грязное полотенце бутылку темнозеленого цвета.