Ларри Коллинз - Горит ли Париж?

В некотором смысле в таком же положении оказался и сам Модель. Единственным утешением было то, что его попытка выиграть время на подступах к Парижу сработала. По докладам оперативного отдела, там наблюдались «лишь ограниченные разведывательные действия противника». Может быть, в силу того, что он сам считал позиции своих войск вдоль Сены вполне надежными, может быть, из-за того, что сомневался в стратегической целесообразности уличных боев в Париже, но позднее в тот же день Модель предложил организовать оборону Парижа к северу и востоку от города. На это он получил от Йодля грубый и категорический отказ. В выражениях, не оставлявших Моделю никакого выбора, Йодль заявил, что Париж следует оборонять не с севера или востока, а в самом городе.

Теперь же, завершая сердитый разговор с командующим парижским округом, Модель во второй раз за последние 24 часа не удосужился проинформировать фон Хольтица о том чрезвычайно важном факте, что две танковые дивизии, выделенные ему ставкой, уже продвигались на юг. На прощание он бросил Хольтицу лишь одну резкую фразу: «Восстановите порядок в городе любой ценой».

По улицам Парижа, на которых несколькими часами ранее раздавался славный призыв «На баррикады!», теперь эхом прокатился исполненный страдания вопль, вырывавшийся из этих первых ненадежных укреплений: «Танки идут!». Придя в ярость при виде выраставших на мостовых города символов открытого неповиновения, командование вермахта приняло первые меры по восстановлению порядка, которого требовал Модель. Из разбросанных по всему городу мест дислокации танки, добывшие в 1940 году ключи от Парижа, вновь вышли на улицы столицы.

Одному из повстанцев об их прибытии сообщил официально вежливый телефонный звонок. Из Люксембургского дворца, находившегося почти за углом от штаба ФФИ в полицейском комиссариате 5-го района Парижа, офицер СС заявил, что «месье из ФФИ должен убрать баррикады, в противном случае это сделают за него танки». Завороженный правильным французским немца и его сдержанно-вежливым тоном, студент юридического факультета Раймон Сарран на мгновение растерялся. Затем, постаравшись говорить как можно более сухо, он ответил: «Вы здесь больше не распоряжаетесь, полковник».

Танки прибыли через десять минут. К башне каждого было привязано по два француза, одетых в гражданское. Для защиты своих танков от «коктейлей Молотова» эсэсовский командир решил использовать живые щиты. Держа идеальный строй, они начали разрушать баррикады Саррана.

От площади Республики два танка из бараков Принца Евгения палили по бульвару Вальтера отрывистыми очередями. Две женщины, державшие за ручки огромную плетеную корзину для белья, накрытую белой скатертью, бросились в укрытие. Бельевая корзина была доверху наполнена «коктейлями Молотова». Клара Бонте, жена депутата-коммуниста, и ее дочь Маргарита наполнили ее сами. Вместе с другими женщинами из этого квартала они организовали фабрику по изготовлению «коктейлей Молотова» в женском клубе 11-го района Парижа, который располагался по соседству. Мужья ожидали их на площади Республики, чтобы из окон забросать бутылками те самые танки, которые теперь вели огонь по двум женщинам, метавшимся в поисках укрытия.

На другом конце Парижа бойцы ФФИ выставили против немецких танков предназначенную на металлолом замысловатую конструкцию. Когда их довоенного образца танк «Сомуа», захваченный на фабрике в близлежащем Сент-Уане, появился на улице, ликующая толпа украсила его башню трехцветным знаменем. Увы, этот флаг был единственным оружием единственного танка, которым располагало парижское Сопротивление. Снарядов к его пушке не было.

Тот вечер принес первые капли очередного ливня, а вместе с ними фантастический и долгожданный слух. Он поднял дух парижан. В своей квартире на улице Бак драматург Андре Руссен писал: «День, начатый в страхе, завершается надеждой. Кажется, американцы уже в Рамбуйе. Завтра они будут в Париже».

Американцы действительно были в Рамбуйе, всего в 30 милях от Парижа. Однако драматург Андре Руссен несколько завысил их численность. Их было всего трое, и ни у одного не было причин там находиться. Первым был обходительный виргинец по имени Дейвид Брюс, полковник, начальник отдела Франции в Управлении стратегических служб, поимка которого доставила бы немцам неописуемое удовольствие. Вторым был водитель джипа, молчаливый солдат по имени «Красный» Пелки из западной Виргинии. Третьим — военный корреспондент. Верный давней клятве, Эрнст Хемингуэй вел в Париж корреспондентский корпус Соединенных Штатов.

Его первым действием было освобождение бара в отеле «Гран Венёр» — увитой жимолостью гостиницы, которую парижане и их дамы любили посещать по выходным. В баре он разместил ящик с ручными гранатами, карабин, бутылку лучшего коньяка, подаренную благодарным владельцем, и довоенную карту фирмы «Мишлен», на которую уже начал наносить немецкие позиции в этом районе. Бойцы ФФИ, стекавшиеся в отель, называли Хемингуэя «мой капитан». К моменту освобождения Парижа, получив одно из самых головокружительных повышений в военной истории Франции, он станет «моим генералом».

Единственные освободители этого охотничьего заповедника для королей и президентов Франции, опередившие на 48 часов остальные войска союзников, столкнулись с весьма непростой проблемой: вокруг было слишком много немцев. «Стоило только повернуться, — обнаружил Брюс, — как из щелей кто-нибудь вылезал сдаваться». Хемингуэй снимал с них штаны и отправлял на кухню чистить картошку для своего растущего отряда ФФИ.

Эта ночь в душном номере гостиницы была, вероятно, самой одинокой в жизни Дитриха фон Хольтица. Через 20 лет ее помнил даже его денщик капрал Гельмут Майер. Тогда впервые за семь лет совместной службы фон Хольтиц обратился к нему со злостью в голосе. «Убирайся и не беспокой меня!» — заорал он, когда жизнерадостный, как всегда, капрал появился в дверях, чтобы приготовить комнату на ночь.

Ни один из полученных Хольтицем приказов ОКВ не был выполнен. В приемной его кабинета — там же, где они были оставлены сутки назад, — лежали сложенными в аккуратную стопку планы, составленные четырьмя экспертами ОКВ по взрывным работам. И все же на сегодняшний вечер, 21 августа, то есть спустя четыре дня после того, как фон Клюге приказал ему начать уничтожение промышленных предприятий Парижа, и более чем через сутки после того, как Йодль лично повторил этот приказ по телефону, фон Хольтиц так и не отдал приказа об уничтожении ни единой фабрики. Он даже отказался принять после полудня капитана Эбернаха. А в кармане его кителя, валявшегося на кровати рядом с высоким креслом, лежал самый последний и короткий приказ из ОКВ: «Генерал-оберст Йодль приказывает любой ценой подготовить уничтожение парижских мостов». Хольтиц был уверен, что его имя в ОКВ уже взято на заметку.