Ахмед Рушди - Шаг за черту

Вед Мехта известен своими ехидными комментариями по поводу индийских реалий, а также несколькими книгами на автобиографическом материале. Первая из них наиболее трогательна: «Веди», воспоминания слепого о юности, где жестокость и доброта описываются одновременно и бесстрастно, и выразительно. (Не так давно Фирдаус Канга в своем автобиографическом романе «Попытка вырасти» тоже описал физические страдания, оживляя высокий стиль юмором.)

Рут Прауэер Джабвала, автор книги «Зной и пыль», получившей премию «Букер» (впоследствии по этой книге был снят фильм), является выдающимся мастером. Как писателя ее порой недооценивают в Индии, потому что, как я думаю, стиль интеллектуала, лишенного корней (что составляет самую суть ее манеры письма), совершенно чужд в стране, где региональная принадлежность ценится превыше всего.

Рут Джабвала многим известна как успешный сценарист. Но многие ли знают, что величайший индийский кинорежиссер Сатьяджит Рей был также и мастером короткого рассказа? Его отец издавал на бенгали известный детский журнал «Сандеш», и язвительные притчи Рея только выигрывают от почти детского обаяния его стиля.

Анита Десаи, один из самых крупных современных писателей Индии, заслуживает сравнения с Джейн Остин. В таких романах, как «Ясный свет дня», написанных непринужденным английским языком, полным тонких нюансов, она демонстрирует и выдающийся дар социального портрета, и полноценный, в духе Джейн Остин, сарказм проникновения в суть человеческих помыслов. В романе «В заключении», возможно ее лучшем произведении на сегодняшний день, она мастерски использует английский язык, чтобы отобразить упадок другого языка, урду, а также высокую культуру, с которой он был связан. Здесь (в противоположность Нараяну) поэт, последний, спившийся и хилый, пленник вымирающей традиции, играет роль Забияки: а главный герой романа, Девен, юный почитатель поэта, выступает в качестве Нытика. Десаи повествует о том, что уходящее прошлое, старый мир может оказаться не менее тяжким бременем, чем корявое, порой бестолковое настоящее.

Хотя В. С. Найпол рассматривает Индию как бы со стороны, его сопричастность ей настолько сильна, что без него обзор современных авторов оказался бы неполным. Три его документальные книги об Индии: «Область тьмы», «Индия: раненая цивилизация» и «Индия: миллион мятежей сегодня» — представляются важными, и не только потому, что в них ставятся острые вопросы. Резкость его ответов поражает многих индийских критиков. Наиболее беспристрастные из них признают: да, он нападает на то, что действительно заслуживает нападок. Один южноиндийский писатель признался мне: «Когда я приезжаю на Запад, я против Найпола, но когда возвращаюсь домой в Индию, я за него».

Одной из мишеней для Найпола (в книге «Индия: раненая цивилизация») стал институт прикладных технологий, где изобрели «обувь для жатвы» (с прикрепленными лезвиями), чтобы индийские крестьяне использовали ее для сбора урожая, это поистине заслуживает всей разящей остроты сарказма. Временами, однако, он излишне высокомерен. Индия, утраченный рай его предков-эмигрантов, не устает разочаровывать его. Впрочем, в последней книге трилогии он отзывается о положении дел в стране более благосклонно. С одобрением пишет о возрождении «руководящей воли, руководящего разума, национальной идеи» и обезоруживающе трогательно признается в атавистическом настроении, в котором пребывал во время своей первой поездки по стране тридцать лет тому назад: «Индия моей мечты и сердца оказалась невозвратной и невосстановимой. В этой первой поездке я был всего лишь испуганным путешественником».

В книге «Область тьмы» Найпол отмечает у индийских писателей, названных в данной статье, характерное смешение согласия и расхождения. Вот что он пишет:

Широко распространено мнение, что английский язык, столь полезный для Толстого, не может воздать должного писателям, пишущим на одном из индийских языков. Может, и так; те переводы, которые я прочитал, не вызывают у меня желания прочитать что-нибудь еще. Премчанд… оказался всего лишь автором нравоучительных басен… Другие авторы утомили меня, неустанно внушая, сколь печальна нищета, сколь печальна смерть… Многие из современных рассказов всего лишь перелицованные народные сказки…

В сущности, он выражает со свойственным ему бесстрашием и прямотой то, что ощущал и я. (Хотя Премчанда я оценивал несколько выше.) Далее он отмечает:

Роман на Западе — это проявление озабоченности судьбами человечества, реакция на то, что происходит здесь и сейчас. В Индии мыслящая часть общества предпочитает повернуться спиной к тому, что происходит здесь и сейчас, и довольствоваться тем, что президент Радхакришнан называет «тягой человека к неведомому». Вряд ли это качество годится для создания и чтения романов…

В этом я с ним согласен только отчасти. Действительно, многие из образованных индусов ушли в непролазные дебри критического мистицизма. Однажды я слушал весьма известного и увлеченного древнеиндийскими учениями писателя, излагавшего свою теорию того, что можно назвать «движизмом». «Возьмем воду, — поучал он нас. — Вода без движения — это что? Это озеро. Очень хорошо. Вода плюс движение — это что? Это река. Понимаете? Вода — все та же вода. Только ей придано движение. — И он продолжил: — Если использовать тот же принцип, язык — это молчание, которому придано движение». (Талантливый индийский поэт, сидевший рядом со мной на выступлении этого великого человека, прошептал мне на ухо: «Кишка без движения — это что? Запор! Кишка плюс движение — это что? Дерьмо!»)

Я согласен с Найполом в том, что мистицизм вреден для романиста. Но я знаю, что в Индии на каждого заумного «движиста» найдется ехидный «кишкист», шепчущий кому-то на ухо. На каждого возвышенного искателя древней восточной мудрости найдется трезвомыслящий очевидец происходящего здесь и сейчас совершенно в духе того, что Найпол неточно определил как исключительно западную черту. А когда Найпол приходит к выводу, что, как незаконный плод индо-британской «случайной связи», Индия представляет собой всего лишь общество подражателей, что ее художественная жизнь пребывает в застое, «творческий порыв иссяк» и «Шива перестал плясать», боюсь, тут мы расходимся полностью. «Область тьмы» была написана в 1964 году, всего через семнадцать лет после обретения независимости — рановато для некролога. Уровень индийской англоязычной литературы поднялся и может еще изменить его мнение в лучшую сторону.

В 1980-е и 1990-е годы поток хорошей литературы превратился в потоп. Бапси Шидхва формально пакистанка, но литература не признает границ, и роман Шидхвы «Разделенная Индия» представляет собой одно из ярчайших свидетельств того, какие ужасы повлек за собой раздел Индийского субконтинента (полуострова Индостан). Роман Гиты Мехты «Река Сутра» — это заслуживающая уважения попытка современной индийской писательницы освоить индусскую культуру, которая послужила для нее почвой. Качество современной индийской литературы находит выражение и в творчестве менее известных писательниц: Падмы Переры, Аньяны Аппачаны («Слушать сейчас») и Гиты Харихаран.