Николай Костомаров - Руина, Мазепа, Мазепинцы

артиллерией шел в средину Украины с целью не допускать в

малороссийском народе <���шатости>. Гетман должен послать к нему для той

же цели козацкий отряд из разных полков своего регимента, а сам

со всем остальным войском немедленно должен идти к Новгород-

Северску, расставить свое войско над Десною и сам лично приехать

в главную армию для совета с фельдмаршалом. Выставлялась, между прочим, и такая необходимость его прибытия: в народе носились

слухи, будто гетман покидает Украину во время неприятельского

наступления и гетману следует своим появлением при царском

войске рассеять такие слухи. Притом ему известны нравы и местные

обычаи народа, и он может наставлять царских министров и вое-

642 -

начальников. Своевольства, начавшиеся в Украине, скорее

усмирятся, когда народ увидит, что великорусские войска, вместе с ко-

заками, могут их усмирить. Насчет опасности вторжения

Станислава министры успокаивали гетмана: слухи, полученные им о

Станиславе, неверны; министрам, напротив, подлинно известно, что Станислав находится еще в Мариенбурге и ранее конца октября

не выступит из Пруссии.

Страшная тревога волновала душу Мазепы. Он должен был

скрываться и каждую минуту находиться в страхе, что вот-вот

откроется его коварство, вот-вот министры догадаются. И

действительно, кажется, министры уже начинали догадываться, что в

поведении гетмана есть что-то зловещее, но никто не смел заявить

об этом царю, так как Петр не переставал доверять честности и

прямоте своего гетмана. Петр настолько верил в него, что когда

ему представили показание Улашина, то он заботился о том, что

гетман может этим потревожиться, и писал к Меншикову, чтобы

князь повидался с гетманом и утешил его, потому что

<���бездельники опять своим воровством стали оскорблять его>. Чтобы лучше

отклонить от государя всякое подозрение на себя, гетман в этом

же месяце октябре отправил к Петру войскового асаула

Максимовича - одного из своих соумышленников - с просьбою дать

указ утвердить и отмежевать земли, скупленные им у помещиков

Рыльского уезда, и дозволить населить их пришлыми вольными

людьми. Кто бы мог после этого подумать, что этот человек

намерен оторваться от царской державы, когда он в этой державе

приобретает себе поземельную собственность! Максимович от

имени гетмана поднес царю в дар 2000 червонцев, а царь, вероятно, тогда в них нуждался. В то же время Мазепа поздравлял царя с

победою при Лесном в красноречиво составленном письме, в

котором, по своему обычаю, желал царю <���до конца> сокрушить

своих врагов. Царь после победы при Лесном находился в Смоленске

и по обычаю своему, наблюдаемому после каждой военной удачи, праздновал победу, въезжал в город триумфально, при пушечной

пальбе; за ним везли отнятые от неприятеля знамена и пушки; он посылал разные распоряжения на Дон, где князь Долгорукий

добивал булавинцев, и на север, где Апраксин расправлялся с

шведским генералом Либекером, а 20 октября выехал из

Смоленска к войску в Украину.

Надобно было предупредить приезд царя и провести

как-нибудь царских министров до тех пор, пока Карл подойдет поближе.

Царь требовал во что бы то ни стало, чтобы Мазепа ехал к

русским военачальникам на совет: Мазепа отвечал, что исполнит

царский указ, хотя бы его постигла в пути смерть; он поплывет на

судне из Салтыковой Девицы вверх по Десне, а потом по Борзне

до города Борзны; сухопутьем же, во время осенней колоти, ему

21* 643

ехать невозможно по причине его хирагрических и подагрических

припадков. В это время собрал он старшин и сказал: <���Меня зовут в царское войско. Но там у меня есть искренние

приятели; они предостерегли моего канцеляриста Болбота, чтобы

я не ездил к царскому двору, а паче старался бы охранять и

себя, и весь малороссийский народ; пусть бы всяк зарывал в

землю все, что есть дорогого, потому что царь, не надеясь от

Украины постоянства в случае неприятельского вторжения, хочет

устроить что-то недоброе над гетманом и над всем народом>. Это

сообщалось под большим секретом.

Все это, как впоследствии оказалось, был вымысел, противоположный тому, что происходило на самом деле, - канцеляристу

Болботу, напротив, говорили, что царь милостивее к гетману, чем

к Меншикову, и не станет слушать никого, кто бы о нем дурно

ни -говорил. Относительно же совета зарывать в землю все

дорогое - совет этот, как мы уже видели, давался и прежде гетманом

в предостережение от шведов.

Действительно, царь и его министры показывали заботливость

о здоровье гетмана. К нему послали Семена Протасьева с указом, позволяющим ради болезни оставаться при обозе на левой стороне

Десны, а за Десну послать по своему рассмотрению легкое войско

компанейцев и сердюков. Протасьев увидел гетмана в Борзне, куда

он прибыл водою из Салтыковой Девицы *. Мазепа лежал в

постели, едва говорил и казался уже при смерти, однако он изъявлял

готовность идти далее, хотя бы пришлось гроб за собою везти, хвалил министров за то, что указали Голицыну оберегать Украину

от народного возмущения. Протасьев, воротившись, говорил

Головкину, что гетман, можно сказать, совсем при смерти.

В Борзну, по приглашению умирающего Мазепы, приехал

киевский митрополит Иоасаф Кроковский, возвращавшийся из

Москвы с своего посвящения, и совершил над ним обряд

елеосвящения. Министры и после посещения Протасьева продолжали

посылать к нему письма и торопить скорейшим выступлением, а

Мазепа в своем письме к Головкину жаловался, что как будто не

доверяют его недугу, тогда как на самом деле здоровье его и жизнь

в безнадежном состоянии. Головкин в своем ответе уверял гетмана, что он ему вполне верит и сожалеет о его болезни; никакой

клеветник не посмеет говорить о гетмане дурно, потому что ему не

поверят.

Между тем из письма Орлика мы узнаем, что у гетмана в

Борзне происходило вот что.

Уже несколько дней Ломиковский и полковники настаивали, чтобы Мазепа посылал к шведскому королю, Мазепа все откла-

1 Ныне местечко Черниговского уезда при р. Десне и Девице.

644

ды’вал, представляя разные неудобства. Наконец в Борзне, вечером, зовет к себе гетман Орлика и говорит: <���Иди к Ломиковскому

и к полковникам, пусть решительно скажут, посылать ли к королю

или оставить эту посылку>. <���Я думаю, - говорит в своем письме

Орлик, - тогда Мазепа, говоря это, нас испытывал>.

Ломиковский и полковники, выслушавши этот запрос, говорили с досадою: <���Мы видим у Мазепы <���оспалость> и умедление; сколько раз мы предлагали и просили его об этом; надобно было