Николай Костомаров - Руина, Мазепа, Мазепинцы

прожила, но из царских сопостатов никто и помыслить ничего

противного его царскому величеству не посмел бы>. И митрополит

Тукальский, с которым виделся Чекаловский, говорил ему в таком

смысле, как и гетман. Видно было, что Дорошенко с Тукальским

всегда советовались о том, в каком тоне им говорить с

прибывавшими в Чигирин московскими посланцами.

Вслед затем приехал в Переяслав из Москвы стряпчий

Василий Тяпкин. Ему поручено было склонять Дорошенка отступиться

-от союза с бусурманами и подчиниться воле московского государя.

Тяпкин отправил в Чигирин царскую грамоту, которая была

написана так, что козаки могли понять ее в смысле приглашения

поступить в подданство московскому государю. Дорошенко собрал

раду из полковников и знатных Козаков и велел писарю прочитать

письмо.. <���Мы рады, - сказал гетман, - быть под

высокодержавною рукою великого государя, только бы нам гнева от

польского короля не было, а больше того боимся крымского хана: как

он узнает, что царские послы к нам ездят для умирительных дел, так пришлет орду и велит пустошить и сожигать наши городы и

места>.

<���Ни за что, ни за что нельзя нам отлучиться от бусурмана>, -

кричали бывшие на раде.

Дорошенко отправил для переговоров с Тяпкиным в Переяслав

своего брата Григория и писаря Лукаша Бускевича; тогда гетман

написал к Тяпкину письмо, замечательное по упрекам, которые

делались в нем от всего козачества московскому правительству за

его поведение с самого присоединения Малороссии.

<���Припомню тебе кое-что (выражался в этом письме

Дорошенко) насчет того, к чему ты хочешь склонить меня и сущих со

мною. Уже прежде другие так поступали, но не принесли никакой

пользы ни себе, ни своим подручным. Кто показал больше

усердного служения, как гетман Богдан Хмельницкий: он разумом

своим и подручными себе силами и Белую Русь и всю Литву со

стольным городом Вильною под власть великого государя отдал, и во Львов, и в Люблин царских ратных людей ввел; он и до

самого отхода своего от жизни сей верно работал царскому

величеству. Кто с тем же гетманом посоветовал города и села, паче

же стольный святый Киев со всеми мощами святых поддать не

в турецкое государство, а в христианское его царского величества, кто как не бывший при Хмельницком писарь Иван Выговский?

ПО

А какая была им благодать за то? Первому такая, что в коммиссии

под Вильною посланным от него коммиссарам московские послы

не дали с собою мест, но в поругание их привели при цесарском

после и при польских коммиссарах, и тем до смерти

Хмельницкого обидели! Второго - утвердили в Переяславле гетманом, а

потом тайными писаниями подвинули против него других

названых гетманов - Пушкаря, Безпалаго, Барабаша, Силку, и

возбудили междоусобную брань в православном войске! А в недавнем

прошлом договор с поляками постановили прямо на погибель

нашу, на части нас разодрали, и уговорились, что оба монарха

будут нас смирять, значит искоренять! Хвалитесь, что война

перестала, а какая польза из того для церкви православной? В

Витебске ни одного храма православные иметь не вольны; в Полоцке

одна была церковь и та сожжена, а другой строить не велят. То

же и в других городах, отлученных от державы его царского

величества! Вы привыкли считать нас за безумный скот, сами без

нас усоветовали какие городы оставить себе, какие уступить, тогда

как эти городы достались в?м не вашею силою, а Божиею

помощью и нашим кровным мужеством. Мы хоть и овцы, только

Христовы овцы, кровью его искупленные, а не бессловесные.

Часто слышится от ваших московских людей такое суждение: во-

лен-де король какую хочет веру иметь в своем государстве, волен

благочестивые церкви переделывать в униатские и в костелы. Да

не будет так! не даст еще Господь Бог нас в рабство! Его

королевское величество знает, что предки наши, как равные с равными

и вольные с вольными с поляками во едино тело сложились, под

единым государем, волею себе выбранным и присягою

утвержденным. А того ига, что честность твоя советуешь нам, ни отцы

наши, ни мы не обыкли носить. Честность твоя советуешь нам

отступить в подданство царского величества от державы

королевской: не являйся разорителем закона коммиссаров обоих народов.

Писано 2 генваря 1663 г.>.

В таком же смысле были и объяснения Григория Дорошенка

с Тяпкиным. Григорий Дорошенко упрекал московское

правительство, зачем не допустило козацким депутатам находиться при

совещаниях, происходивших между польскими и московскими

послами о перемирии, - зачем дозволило выбирать в

начальственные уряды неприродных Козаков; говорил, что союз с татарами

козакам нужен, чтоб их оборонять от ляхов, изъявлял страх, что

если московский государь пойдет в Киев под предлогом Богу

молиться, то станет своими войсками помогать ляхам против коза-

ков; наконец, после всего посланцы Дорошенка сказали: <���Мы, все заднепровской стороны козаки, хотим быть по

первому подданству и по присяге под высокодержавною рукою его

царского величества, только чтоб у нас в городах и местечках

III

воевод и залог (гарнизоны) и всяких чинов начальников

московских не было; оставили бы за нами не нарушенными вольности

и права козацкие: гетману над всею Малою Россиею обеих сторон

Днепра быть бы одному Петру Дорошенку, поборов и всяких

податей с мещан и со всяких тяглых людей никаких не имать.

Гетману же Бруховецкому можно прожить о себе: он пожалован

превысокою совершенною честью и многими маетностями, поэтому ему уступить свое гетманство Дорошенку можно>.

Произнося такое желание, Григорий Дорошенко и Бускевич

просили не писать этих слов в официальных пунктах, .чтобы о

том преждевременно не разошлось в народе.

Тяпкин в Переяславе присмотрелся к состоянию умов в народе

и привез в Москву неутешительные сведения. На левой стороне

Днепра все более и более начинал народ любить Дорошенка. То

было время самой высшей популярности Петра Дорошенка.

Надеялись от него желанных перемен. Вообще потолкавшись между

малороссиянами, Тяпкин понял, что народ не

благожелательствовал безусловно московской власти. Больше всех городов

малороссийских узнал Тяпкин Переяслав, и о переяславцах изрек такой

приговор: <���в Переяславе нет ни одного доброго человека ни из

каких чинов, все бунтовщики и лазутчики великие, ни в одном

слове верить никому нельзя>. По его мнению, обратить на

истинный путь малороссиян в то время возможно было только