Василий Песков - Окно в природу-2004

Разговор о реке, о лодках, о старине продолжаем на крутом берегу. С него далеко видно левобережную пойму Воронежа: слюдою на солнце сверкают озера, старицы, зеленеет болото, а на высоких местах темнеет кудрявый лес. «Ну где еще можно увидеть такие места!» - с гордостью говорит лодочник, исходивший эти низины с ружьем, удочкой, бредешком.

«А что, Петр Первый мог проплывать тут на лодке, например, из Воронежа в Липецк?» - вдруг спрашивает мой собеседник. Отвечаю, что вполне мог. «А я так уверен, что плавал. Тут у нас на бугре был вкопан железный столб с какими-то клеймами. Говорят, что это путевой знак со времен, когда строили корабли. Я даже думаю, царь непременно тут останавливался - оглядеть реку сверху - и видел то, что и мы сейчас видим».

Из протоки в русло Воронежа вплывает челнок. Человек на корме веслом не гребет, лишь слегка лодочку направляет. «Твоя посудина?» «Моя, - отвечает Александр Николаевич, прихлопнув через тельняшку добравшегося до его крови комарика. - Моя. Других тут нету. А я уже десятка три челноков настругал. Воруют с реки. Увозят аж в Липецк, в Воронеж. Получается: на этом пространстве всего один лодочник. А ведь было их восемнадцать только в нашем Вертячьем...»

Древнейшее изобретение человека на земле - лодка. Колесо придумано позже. Лодка, лук, колесо... все остальное, вплоть до компьютеров, идет вослед. Древний пейзаж с берега, на котором сидим мы с плотником, и десять тысяч лет назад мог выглядеть вот так же: прибрежный лес, разливы реки и на них - лодочка. Изначально это была, конечно, долбленка.

Любитель орехов - поползень

Сибирь не попотчует тебя яблочком, но есть у неё угощенье, дарованное человеку тайгой, - кедровые орехи. Агафья Лыкова с первого знакомства с ней (двадцать два года назад), то украдкой, как бы шутя, высыпает пригоршню орехов в карман моей куртки или приносит их на прощание в туеске. Лыковы сеяли рожь, но дробили зерно на крупу - для каши. Их «хлебом» была картошка и кедровые орехи.

Орешки - любимое лакомство сибиряков. Некогда добыча их была самым прибыльным таёжным промыслом. Орехи тысячами тонн потребляла кондитерская промышленность, и в каждом доме запасали на зиму мешок-другой орехов, более почитаемых, чем подсолнечные семечки в степной России. Сейчас промышляют орехов в десять раз меньше, чем прежде, - вырублены кедрачи на мебель, на производство карандашей. Теперь на рынках орехи продают банками, ведрами и в пластиковых мешочках.

Я давно мечтал увидеть, как промышляют орех. И вот в минувшем августе, ожидая погоду для вертолета, повстречался с таштыпским охотоведом Сергеем Петровичем Лесуном, и он предложил съездить в местечко, где промышляют орех шорцы - коренные жители этого края.

Оставив у дороги автомобиль, мы углубились в тайгу. На поляне, вблизи опушки, полюбовались стожками сена, сложенными местными хозяйственными староверами, а потом тропа повела нас куда-то под пологом необхватных берез и осин, по зарослям черемухи и рябины, под сенью вековых елей. По свежим следам на тропе охотовед определил: «В кедрачах уже кто-то есть...»

Одиночные кедры были у нас на пути всё время. Постепенно числом они стали теснить березняк и осинник. Среди них выделялись дерева высотою до сорока метров и очень почтенные возрастом. Кедры относятся к числу долгожителей южной тайги. Двести лет - обычный их возраст. А рекордсмены горных лесов живут пять-шесть сотен лет. Останавливаясь около великанов, можно только гадать, сколько поколений людей они пережили.

Километра четыре вела нас тропинка к промысловой полянке. Тихо было в лесу, лишь синицы цыркали в ветках, и с шумом пробивали кроны, падая сверху, шишки. Проворный бурундучок, прячась за ствол березы, проводил нас внимательным испуганным взглядом, да кто-то, возможно, лось, незримо, но шумно пересек нашу тропку.

Но вот мы услышали лай собак и, подойдя к базе промысла, увидели чуть дымящийся костерок, над ним ведерко с варевом, чайник. Двое людей - один пожилой, другой еще юноша - настороженно нас приветствовали. Напротив костра под навесом был виден стол с неубранной после обеда посудой, на столбе висели плащи, все остальное пространство заполняла гора пахнувших смолой с утра добытых кедровых шишек. У края поляны стоял покосившийся сруб для храненья орехов, и тут же - избушка с нарами для ночлега.

В разговоре с отдыхавшими у костра людьми выясняем: они тут не главные. Главный промысловик где-то рядом в лесу. Это он лазает по деревьям, их же дело - собирать шишки.

Собаки, услышав имя хозяина, догадались, что именно он нужен сейчас у костра, и с лаем бросились в лес. Минут через десять мы увидели шорца лет пятидесяти. «С кедры сняли...» - улыбнулся он, показывая на собак. Шорца звали Валерием Семеновичем. «Каташов...» - добавил он мне для блокнота.

Узнав, в чем дело, Валерий Семенович с готовностью вызвался показать процесс промысла. Сам он им занимается с детства. «С семи лет стал лазать...» И тут же показал, как это делается. Две минуты понадобилось для того, чтобы мы его увидели почти у вершины кедры (сибиряки говорят не кедр, а кедра). «Как кошка, правда?» - законно похвалился он с высоты. От ударов увесистой колотушки по сучьям к ногам нашим упало десятка два пахучих и липких от смолы шишек. И вот он, добытчик, уже на земле. «Не опасно?» - «Как не опасно, опасно. Главное в нашем деле - влезть на кедру и живым слезть. А шишки собирать и ребенок способен», - не пощадил он своих компаньонов.

Влезают на кедры двояко. Почти у каждого плодового великана при чистке промысловой площади оставляют рядом деревце, по которому можно легко подняться до нижних кедровых веток. Если подходящего тонкоствольного дерева рядом нет, можно добраться до сучьев кедра по легкой лестнице. Но есть дерева c недоступными кронами. Эти кедры называются «нелазовыми». Шишки с них тоже берут, но только когда подует сильный осенний ветер тушкен. «За ночь все посбивает. Оно-то неплохо, да время уже непогожее - трудно сберечь кондицию сбора, да и работать с намокшими шишками муторно».

Делянка в тайге, на которой промышляет Валерь Семеныч с подручными, издавна была закрепленной за семьей Каташовых. «За сорок лет лазанья любую кедру я знаю до последнего рёбрышка». Сейчас Семеныч арендует этот участок - покупает билет из расчета, что соберет четыреста килограммов орехов. «Помножьте четыреста на шесть рублей - это моя плата лесхозу. Ну а сколько соберу, сколько вывезу и как орехи продам - это уже дело моё. Если кедра дает два мешка шишек - хорошо. Семь мешков - очень хорошо! Этим промыслом только и кормимся. Вот и сына к этому приобщаю. Из армии прибыл - другого дела для него сейчас нет».