Эдвард Люттвак - Стратегия. Логика войны и мира

Мудрость тактических наставлений в детализированном ремесле войны не может ни заходить слишком далеко, ни существовать слишком долго. Нет ничего, верного или ошибочного, что не зависит от специфического характера противников и специфического действия оружия. Тот или иной способ атаковать аванпост врага, лететь наперехват или нападать на вражеский корабль может быть либо самоубийственно дерзким, либо чрезмерно робким, в зависимости от характеристик противостоящих сил. Поэтому пособия по тактике нужно переписывать всякий раз, когда появляется значительное новое оружие, преображающее то, что считалось необычным, в простую обыденность, а то, что некогда было вполне надежным, — в недопустимо опасное. И сейчас, читая древние тексты по тактике, мы извлекаем оттуда советы непреходящей ценности, но было бы тщетно ожидать, что в них содержится нечто гораздо большее, чем простая самоочевидность. И если мы читаем куда менее интересные тактические пособия времен двух мировых войн, мы обнаруживаем, что они устарели в той же мере. Поэтому тактика — занятие лишь для профессионалов, действующих в данное время, точно так же как любая нормативная «стратегия» (strategics), отстаивающая ту или иную линию поведения для той или иной страны, в лучшем случае имеет лишь временное значение — в отличие от стратегии как таковой, которая ничего не предписывает, а лишь описывает неизменные явления, существующие вне зависимости от того, знаем мы о них или нет.

В нашем «фотографическом» взгляде на столкновение между пехотой, вооруженной ракетами, и наступающими бронетанковыми силами мы не допускали никаких изменений в тактике ни с одной, ни с другой стороны. Не было никакой реакции на успех или неудачу, которая могла бы породить дальнейшие реакции с той или другой стороны. Предполагалось попросту, что обе они будут придерживаться простой тактики лобовой атаки и лобовой обороны, пусть даже уделяя должное внимание особенностям местности.

Это упрощение может быть верным в случае начального столкновения между первой волной наступающей советской бронетехники и оборонительной линией пехоты с ПТУР. Но если защите удастся отразить эту первую атаку, неизбежно последует реакция: либо подавить защиту более сильным артиллерийским огнем, либо обойти ее каким-то иным способом. Реагировать, воспользовавшись временем, выигранным ею благодаря своему первому успеху, сумеет и защита. Она либо перейдет на другую позицию, либо вышлет группы «охотников» с противотанковыми ракетами, если есть подходящий рельеф или растительный покров, где они могли бы укрыться, либо спланирует засаду, в которую можно будет пропустить следующую волну атаки, чтобы потом ударить по ней сзади. Тем самым начнется новый раунд битвы.

Те конкретные войска, которые мы рассматривали, не являются, однако же, независимыми агентами, преследующими собственные цели. То, что для них является боем в его целости, то, что в действительности составляет все их существование в это время, — лишь фрагмент целого сражения для высших уровней командования и для национальных властей с обеих сторон. Они разработали планы и приняли решения, приведшие к этому бою. Когда бой начинается, они стараются удерживать контроль над ходом битвы, реагируя на возникающие результаты. Они могут укрепить артиллерию или обеспечить поддержку с воздуха подразделениям, уже участвующим в бою. Иногда эти подразделения приносят в жертву, оставляя сражаться без помощи: либо для того, чтобы использовать остающуюся у них сдерживающую мощь в обороне, либо для того, чтобы сохранить вектор атаки в наступлении — между тем как их силы тают, и они превращаются в простую видимость. Когда войска, уже находящиеся на поле боя, полностью вовлечены в битву и, возможно, поглощены борьбой за собственное выживание, высшие уровни способны уверенно контролировать лишь те новые силы, которые они высылают в бой: свободно направлять их на новые оборонительные позиции или, если речь идет о наступлении, на новые векторы атаки. Даже при наличии широко разветвленных средств связи невозможен мгновенный контроль над подразделениями, уже вовлеченными в битву с врагом, ибо в таком случае то, что можно сделать, а чего нельзя, должно зависеть от того, что может сделать враг, а чего не может.

Тогда взаимосвязь между действием и противодействием уже не сводится к тактическому уровню. Нам нужна совсем иная, гораздо более широкая перспектива, чтобы продолжать исследование. В этой перспективе нюансы, связанные с местными условиями, теряют свое значение, когда все множество вражеских войск рассматривается в гораздо более широком масштабе. Для этого нужно подняться на следующий уровень стратегии, предварительно отметив, что, хотя мы рассмотрели эпизод наземной войны, в любом другом виде военных действий, включая те, которые неточно называют «стратегическими» [64]— и в прошлом, и в будущем, и на море, и в воздухе, и даже в космосе, — должен быть свой тактический уровень.

Одна из особенностей англоязычной военной терминологии состоит в том, что в ней в течение долгого времени не было слова для того, чтобы обозначить средний уровень мысли и действия между тактическим и стратегическим: тот уровень, который охватывает битвы в их динамической тотальности, на котором разрабатываются, обсуждаются и применяются общие методы войны. Как мы увидим, этому была одна вполне уважительная причина. Но она уже не столь актуальна после того, как я ввел понятие «оперативного уровня» (operational level), сегодня повсеместно распространенное-как в американских, так и в британских полевых руководствах и привычно применяемое в сочинениях по военному делу [65]. Конечно, это вовсе не было моим изобретением. В традиции континентальной военной мысли немецкий и русский эквиваленты этого понятия прошли долгую историю и занимали в ней центральное место [66]. Обе они подчеркивают важность именно «оперативного искусства войны» как высшей комбинации, превосходящей простую сумму ее тактических частей.

Сами по себе виды оружия взаимодействуют друг с другом на техническом уровне стратегии; войска, прямо противостоящие друг другу, сражаются на тактическом уровне; но на оперативном уровне мы впервые встречаемся с борьбой руководящих умов с обеих сторон. Это уровень, на котором применяются общие принципы войны, как в глубоко проникающем наступлении бронетехники или при глубокой обороне; стратегическая бомбардировка ключевых узлов в противоположность ударам по противнику на линии фронта; многослойная противовоздушная оборона кораблей ВМФ — и другое, подобное этому. Именно на оперативном уровне должно осуществляться текущее командование всеми вовлеченными в бой войсками, и, прежде всего, это уровень битвы в целом, со всеми его приключениями и злоключениями.