Эдвард Люттвак - Стратегия. Логика войны и мира

В других случаях эта цепочка может выстраиваться иначе: первое действие может быть оперативным, ответ противника — тактическим, а дальнейшая реакция — технической. Вполне очевидно, что возможны бесконечные комбинации во взаимодействии вертикальных уровней и их горизонтальных измерений.

Даже в том случае, если наше вертикальное восхождение с одного уровня на другой далеко от совершенства и полноты, мы больше не можем рассматривать стратегию только в ее горизонтальном измерении, как волнующееся море, в котором волны и ответные волны парадоксальной логики взаимно уничтожают друг друга в постоянном стремлении к недостижимому равновесию. Не можем мы рассматривать стратегию и как многоэтажное здание, предполагая наличие своей, отдельной, правды на каждом из этажей. Взамен мы должны принять сложную картину, объединяющую в сознании оба эти образа: этажи не прочны, как в реальном здании, но пребывают в оживленном движении, подчас готовые прорваться на другой уровень. Точно так же, как и в динамической реальности войны, взаимодействие самих вертикальных уровней сочетается с горизонтальными измерениями стратегии и сталкивается с ними.

Поскольку логика стратегии на уровне театра военных действий соотносит военную мощь с территориальной протяженностью, мы можем многое понять в ней, прибегая к аналогиям из зрительного восприятия и рассматривая войска и их перемещения с птичьего полета или, скажем, со спутника. Конечно, у стратегии есть пространственный аспект на каждом уровне, но на уровне тактическом значение имеют подробности рельефа местности, тогда как боевые столкновения на оперативном уровне могут быть совершенно одинаковыми в любой географической обстановке. Однако на уровне театра военных действий некоторые специфические территории как раз и являются предметом борьбы. Будь они размером с целый континент или всего лишь с небольшой остров; будь то провинция, регион, вся страна или некая группа стран — в любом случае «театр военных действий» образует скорее некое в разумной степени самодостаточное пространство, нежели выступает частью какого-то большего целого [74].

Хотя логика стратегии на уровне театра военных действий определяет взаимодействие враждующих сил в пространственном смысле, она охватывает собою только факторы, имеющие военное значение: длину фронтов и защитный потенциал местности, по которой они проходят; глубину территорий; все аспекты доступа и проходимости этой территории и т. п. И напротив, эта логика не обращает никакого внимания на политический, экономический и моральный характер рассматриваемой территории, ставя на одну доску обжитые и возделанные земли, богатые ресурсами, и негостеприимные пустыни. Поэтому неудивительно, что в процессе формирования военной политики логика стратегии на уровне театра военных действий зачастую игнорируется, даже если она полностью понятна.

В случае Кореи, например, концентрация мощных северокорейских сил со множеством танков и артиллерии возле границы, хорошо известная способность северокорейской пехоты просачиваться вглубь вражеской территории, а также воинственность северокорейского режима наводят на мысль, что война должна была начаться неожиданной и чрезвычайно интенсивной атакой. Однако подобное нападение не могло ни продолжаться достаточно долго, ни проникнуть слишком далеко вглубь южнокорейской территории, потому что большая часть северокорейской артиллерии была малоподвижной, а пехота, не снабженная машинами, скоро истратила бы и энергию, и боеприпасы.

В подобных обстоятельствах логика стратегии на уровне театра военных действий требует значительного ослабления южнокорейской обороны, призванной защищать всю страну прямо вдоль линии прекращения огня, но при этом — укрепления обороны, ориентированной на ожидание врага где-то в глубине своей территории. Согласно логике эластичной обороны, охватывающей ближайшие к фронту 50 километров южнокорейской территории, не было необходимости в попытках удержать фронт. Вместо этого следовало бы организовывать акции по задержке наступления противника в сочетании с устройством засад за естественными преградами, что заставило бы зашедших слишком далеко северокорейцев нанести поражение самим себе. Будучи полностью мобилизована и развернута, южнокорейская армия могла бы контратаковать превосходящими силами на всем пространстве вплоть до самой границы, а затем и за ней, в то время как авиация США и Южной Кореи имела бы возможность наносить тяжкий ущерб северокорейским войскам — и при их наступлении, и при отступлении.

Логика стратегии на уровне театра военных действий, несомненно, отдает предпочтение эластичной обороне, но не обращает внимания на природу территории, которой дважды придется выдержать бои за нее, а также на ее оккупацию бесцеремонными северокорейцами в промежуточный период. Это не пустыня, а густонаселенный сельскохозяйственный регион, простирающийся до северных окраин Сеула, огромной столицы, где живут около девяти миллионов корейцев, расположены все общенациональные учреждения и значительная часть промышленности страны. Потеря этих 50 километров — прежде всего потому, что оба корейских правительства заявляют об исключительном господстве над всем полуостровом, — может привести к краху общественного доверия к южнокорейскому правительству, а также деморализовать вооруженные силы. Поэтому неудивительно, что южнокорейская политика пренебрегает стратегической логикой, стремясь взамен обеспечить Сеул, столицу страны, непоколебимой защитой, нацеленной на недопущение любого вражеского вторжения.

Эту логику можно обойти вниманием, но, конечно, такая позиция ни в коем случае не сведет на нет последствия этой логики. Для Южной Кореи это чревато и затратами, и опасностями. Многочисленные войска нужно постоянно поддерживать в степени высокой боевой готовности; необходимо возвести и сохранять в рабочем состоянии тщательно разработанные препятствия в виде минных полей; заграждений против техники и укрепленных бетонных стен — а все это стоит немалых денег. Но даже при этом статичная оборона остается гораздо более хрупкой, чем эластичная, — при том же самом балансе сил. Однако ничто в логике стратегии театра военных действий как таковой не может навязать иной порядок приоритетов, да и вообще навязать какие бы то ни было приоритеты. Во всяком случае — не в большей степени, чем известное соотношение между безработицей и инфляцией способно навязывать политические решения в пользу первой или второй: в одних странах терпимо относятся к высокому уровню инфляции, но не безработицы; в других же дело обстоит ровно наоборот. Экономическая логика, определяющая отношение между двумя этими явлениями, не предписывает выбора какой-либо экономической политики в пользу одного из них. Точно также. в случае Кореи логика стратегии театра военных действий определяет отношения между эластичностью обороны и ее ценой и опасностью, но политические приоритеты требуют неэластичной обороны, затмевая собою все прочие соображения.