Вальдемар Лысяк - Зачарованные острова

Портрет Мюрата кисти Шмидта (1814), Касерта

Всякий «homo sapiens», несмотря на возраст и пол, ожидает своего волшебного дня. Иногда — всю жизнь. Мюрат ожидал неполных восемь лет. Точно так же, как в библейском цикле: семь первых лет было худых, а упомянутый золотой день пришел в восьмой год — конкретно же, в 1795-ом. Впрочем, Мюрат собственной саблей сам нарушил ритмичность цикла и продолжил период благоденствия, умножая семь на три, до двадцати одного года, то есть, практически до самой могилы. Золотым днем нашего кавалериста было славное 13-е вандемьера (5 октября 1795 года), что вовсе не означает, будто бы тринадцать было счастливым числом Мюрата, октябрь — счастливым месяцем, а концовка пять — счастливой датой, потому что расстрелян он был 13 октября 1815 года. Но оставим магию чисел и вернемся в тот день.

Ночью с 12-го на 13-е вендемьера, когда парижские реакционеры готовили наступление на Конвент, не было никаких сомнений, что победа будет принадлежать тому, кто овладеет артиллерийским парком в Саблонс. Перед командующим войсками конвента, молодым генералом Бонапарте, встал столь же молодой капитан кавалерии Мюрат и пообещал доставить эти пушки. Противники выступили практически одновременно, но после пятичасовой гонки Мюрат первым добрался до орудий, овладел ими и доставил в Париж. Когда настал день, Бонапарте уже не оставалось ничего другого, как просто расстрелять картечью атакующие толпы мятежников.

Бонапарте с Мюратом воспользовались своим шансом — с того дня их карьеры ускорились головокружительно. Генерал стал императором, а сын корчмаря, соответственно: полковником, генералом, зятем Наполеона, маршалом, великим адмиралом, великим герцогом Берга и Кливии и, наконец, королем Неаполя. Все эти титулы превышал один, первоклассный, хотя и неформальный — короля кавалерии Ампира. Убийственные атаки на десятки пушечных пастей неприятеля Мюрат, как правило, вел, вооружившись… позолоченной тростью, а когда под прусской Илавой (1807 год) над императором впервые навис призрак поражения, он повел по льду самое крупное в свете наступление (девяносто кавалерийских эскадронов) и спас Великую Армию. Именно таким образом, бравурной и гасконской дерзостью, он ковал славу наиболее великолепного из «les beaux sabreurs» (прекрасных рубак) эпохи.

В «неаполитанский Версаль» он въехал, когда ему исполнился сорок один год.

Королевский дворец в Касерте, жемчужина Кампании, в двадцати двух километрах к северу от Неаполя, был рожден благодаря повелителю Королевства Обеих Сицилий, Карлу III де Бурбону, и таланту неаполитанского архитектора Людовико Ванвителли. Строительство было начато в 1752 году от рождества Христова, и с какой, доложу вам, помпой! Когда утром 20 января Карл III вместе с супругой помещал в фундаменте с помощью серебряной кельмы краеугольный камень и мраморную кассету с золотыми и серебряными медальонами, дипломаты, сановники и собравшиеся толпы могли видеть план дворца в натуральную величину — его образовывали выставленные по эскизу ряды королевских войск. Через четверть века Ванвителли, его сын Карло, Марчели Фонтона, Франческо Коллечини и главный садовник, Пьетро Берноскони, возвели замечательный классицистический дворец с 1742 окнами, освещающими 1200 комнат, а вместе с тем — гигантский парк с водопадами и статуями, истинный шедевр итальянской садовой архитектуры.

Бурбоны радовались дворцу всего лишь половину столетия, поскольку в 1803–1804 году им не повезло, так как они уселись не в тот поезд, вагонами которого были державы антинаполеоновской коалиции. Поезд сошел с рельсов под Аустерлицем, и Наполеон одним лишь декретом выгнал всех королей прочь, отдав Неаполь своему брату Иосифу, а когда тот занял трон Испании (1808 год) — первому кавалеристу эпохи, Мюрату. До настоящего дня ампирные кабинеты (в основном же, спальня) Мюрата в Касерте очаровывают своей красотой, а их фотографии помещены во всех альбомах, касающихся прикладного искусства Первой Империи.

Ампирные (прежде всего, благодаря устройству интерьера) апартаменты Иоахима в Касерте, это пять комнат, заполненных, в основном, мебелью, привезенной в находящейся неподалеку Вилла Реале (Портика). В двух прихожих на стенах спят многочисленные портреты членов семьи императора и знаменитых людей эпохи, в том числе, Люциана Бонапарте (Роллан, 1811 год), Иосифа Бонапарте (неизвестного автора), матери Наполеона, Петиции (Мартин, 1801 год), маршала Маслены (Викар, 1808 год) и самого Мюрата (Шмидт, 1814 год). В первой из этих прихожих, под прекрасными плафонными фресками (Хилл и Каммарано) висит анонимный холст «Мюрат, посещающий приют в Неаполе». Рядом с ним я задержался.

Повелители, посещающие приюты, госпитали, сиротские дома, лазареты. Повелители, гордящиеся своим гуманизмом. Мюрат не отличался от них, ведь в то время подобные картины были «обязательными», как и во все остальные времена, вплоть до настоящего дня, когда их заменили фальшивые фотографии. Бесстыдные апологеты императора обожали изображать его с помощью красок «среди больных», «среди страдающих» и т. д. Он смеялся над этим (хотя и вправду, довольно часто посещал больницы, проверяя их уровень и состояние) — только нам нельзя смеяться. Кому-нибудь, кто пожелает высмеять картину типа «Наполеон среди больных», вначале следует вспомнить, что это именно Бонапарт инициировал педиатрическое лечение. По его приказу была основана (1802 год) первая специализированная детская больница — парижский L'Hopital des Enfants Malades. В других странах Европы такие заведения появились на несколько десятков лет позднее: в Петербурге (1837 год), Вене (1839 год), Львове (1854 год), Кракове (1876 год) и в Варшаве (1878 год).

Так что, стоит вспомнить хотя бы этот факт и чуточку подумать. Затем уже можно и насмехаться — если только кому-то придет на это охота.

Спальня Мюрата — это наиболее часто посещаемый зал дворца. Ничего удивительного, ведь это энциклопедический пример ампирного оснащения интерьеров. Два комода (на них бронзовые фигурки Мюрата и Наполеона), письменный стол, ложе и шкафчики — все это из красного дерева и богато изукрашено бронзой, в чистейшем стиле Империи. Стулья с инициалами Иоахима на обивке — это позолоченное дерево. С плафона Фонди и Бизоньи свисают — точно так же, как и в обеих прихожих — шикарные люстры, немецкого производства. Две последние комнаты апартаментов Мюрата практически полностью лишены ампирных элементов. Зато их много в других апартаментах дворца, хотя бы в спальне Фердинанда II, только эти интерьеры уже не пользуются столь большой популярностью — там не хватает духа золотого кавалериста.