Г Тамарченко - Что делать и русский роман шестидесятых годов

Интеллектуальному роману Чернышевского Достоевский полемически противопоставил "роман идей" и ту поэтику, которую М. Бахтин назвал поэтикой "полифонического романа". По убеждению Достоевского, общество переживает "переходную эпоху" своего развития и потому разрешение и приведение к единству современных непримиримых противоречий социальной, интеллектуальной, нравственной жизни может быть выработано лишь исторически - в отдаленной перспективе.

Интеллектуальный роман Чернышевского и полифонический "роман идей" Достоевского являются ответом литературы на кризис традиционной морали и на возросшую роль идей в психологии личности, а значит, и в жизненном поведении людей, и в ходе исторической жизни. Эту проблематику (с наибольшей четкостью и ясностью поставленную в центр внимания именно романом "Что делать?") не может обойти ни один из романистов-новаторов второй половины 60-х годов. Ею не мог пренебречь и Л. Н. Толстой, для которого тоже возникла необходимость учитывать проблематику и творческий опыт Герцена и Чернышевского.

7

Вопрос об идейном содержании полемики Толстого с Чернышевским (этика "разумного эгоизма", задачи и формы просвещения народных низов, отношение к политической борьбе и к эмансипации женщины и т. д.) достаточно разработан в литературоведении. {См.: П. А. Сергеенко. Л. Н. Толстой и его современники. М., 1911; Н. Н. Апостолов. Лев Толстой и его спутники. М., 1928; В. Фриче. Л. Н. Толстой и Н. Г. Чернышевский. - Красная новь, 1928, Э 9; Б. Эйхенбаум. Чернышевский и Толстой. - Красная газета, веч. вып., 1928, 29 ноября, Э 329; А. И. Шифман. Чернышевский о Толстом. - В кн.: Л. Н. Толстой. Сб. статей. М.-Л., 1951; Е. Н. Купреянова. Молодой Толстой. Тула, 1956; Б. И. Бурсов. Лев Толстой. Л., 1960; Б. Ф. Егоров. Дополнение к теме "Чернышевский и Л. Толстой". - В кн.: Н. Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы, т. 3. Саратов, 1962; М. Б. Xрапченко. Лев Толстой как художник. М., 1963; Т. И. Усакина. К истории статей Чернышевского о Толстом. - В кн.: Н. Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы, т. 4. Саратов, 1965; И. В. Чуприна. Чернышевский и нравственно-философские искания Л. Толстого в 60-е годы. - В кн.: Н. Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы, т. 6. Саратов, 1971, и др.} Что роман Чернышевского был в середине 60-х годов в поле зрения Толстого, тоже вполне установлено. {См.: М. П. Николаев. Н. Г. Чернышевский и Л. Н. Толстой. Тула, 1969.} Здесь важны лишь те аспекты полемики между двумя писателями, которые вели к созданию новых жанровых структур русского романа. С этой точки зрения наиболее существенна проблема соотношений разума и стихии чувств, получившая столь различное, даже противоположное художественное освещение в романах Чернышевского и Толстого.

В первых своих литературных выступлениях Толстой поразил всех (и в первую очередь именно Чернышевского) особой "непосредственной чистотой нравственного чувства" и способностью воспроизводить живой процесс душевной жизни, ее "текучесть". После "Люцерна" (1857) и разочарования в европейской цивилизации - в произведениях первой половины 60-х годов (например, в "Казаках" и "Семейном счастии") - изображение душевной жизни героев уже открыто полемично по отношению ко всякому рационализму.

Таким образом, художественная полемика Толстого с просветительским рационализмом возникла еще до появления романа "Что делать?" и независимо от него. Уже тогда Толстой показывал, что само движение мысли неотделимо ни от своеобразия человеческой личности, ни от неповторимости конкретной жизненной ситуации, - иначе говоря, что интеллектуальная деятельность тоже индивидуальна.

Однако в "Казаках" или в "Семейном счастии" толстовская критика рационализма (со всеми его гражданскими и этическими идеалами) сама носила преимущественно эмоциональный характер. Она не была развернута в целостное мировоззрение и осуществлялась еще в рамках повести, по самой природе этого жанра и не претендующей на развернутую "картину эпохи".

Иное дело "Война и мир". Для создания романа (да еще такого всеобъемлющего замысла и размаха) писателю необходимо было найти свое художественное решение всей совокупности проблем, выдвинутых эпохой. Здесь Толстой по-своему осмысляет и те вопросы, которые были выдвинуты Герценом в "Былом и думах" и Чернышевским в "Что делать?". Это в первую очередь вопросы о человеке и истории (в частности о роли личности в истории), о традиционной морали и личной совести, о возрастающей роли идей в жизни общества, о назначении женщины и т. д. и т. п.

В "Войне и мире" дано резко полемическое по отношению к предшественникам решение всех этих вопросов. Но, может быть, как раз необходимость эстетически убедительно противопоставить Герцену и Чернышевскому противоположный взгляд на вещи и толкнула Толстого к роману на историческом материале, да к тому же - с прямым включением в ткань повествования авторских аналитических суждений и развернутых историко-философских глав.

Еще Б. М. Эйхенбаум отмечал художественно-конструктивное и жанровое значение историко-философских рассуждений в "Войне и мире", где "все семейные, домашние события и продолжения выступали на фоне исторических событий и философских рассуждений. Философские отступления и картины сражений создавали определенный уровень, по отношению к которому распределялись все предметы. Получалась естественная "иерархия" тем и предметов". {Б. М. Эйхенбаум. Лев Толстой. Семидесятые годы. Л., 1960, стр. 184-185.}

Об этом пишет и Л. Я. Гинзбург: "Современники так до конца и не поняли, что для Толстого рассуждение, прямо высказанная мысль были равноправным элементом в том "лабиринте сцеплений", каким представлялось ему искусство". {Л. Гинзбург. О психологической прозе. Л., 1971, стр. 327.} Л. Я. Гинзбург права и тогда, когда утверждает, что "отношение к эстетическим возможностям рассуждений сближает Толстого с Герценом". {Там же, стр. 329.} Однако вряд ли она права, когда склоняется к мысли, "не использовал ли Толстой "Былое и думы" в качестве одного из своих источников?". {Л. Гинзбург. "Былое и думы" Герцена. Л., 1957, стр. 197.}

"Былое и думы", как об этом пишет и сама Л. Гинзбург, не роман. Автобиографический герой этой книги совершенно сливается с автором, так что художественная задача - найти соотношение авторского аналитического суждения и голоса героя тут даже не возникает, как не возникает и проблема перехода от документально-исторического материала к вымыслу и вымышленным героям. В "Былом и думах" все - история.

Чернышевский в "Что делать?", пожалуй, впервые в истории русского романа дает авторской мысли (включая сюда и авторский анализ психологии героев, и авторские рассуждения на общие философско-исторические, этические и эстетические темы) права эстетического и конструктивного фактора, так что без этого авторского голоса, четко отделенного от "голосов" персонажей, не могла бы вполне развернуться и "картина эпохи".