Чарльз Сноу - Портреты и размышления

Я видел его много раз, прежде чем мне представился случай заговорить с ним. В то время я работал на периферии физики и потому не имел с ним непосредственного контакта. Я уже понял, что хочу писать романы, готов посвятить себя литературному труду, и это, конечно, порождало во мне двойственное отношение к миру. Но все равно я не мог не испытывать волнения и живейшего интереса, когда бы ни встречался с Резерфордом, идущим по Фри-скул-лейн.

Резерфорд был крупный, довольно неуклюжий человек с заметным брюшком. Я бы сказал, что он не был таким уж физически сильным, каким казался с первого взгляда. У него были большие, широко раскрытые голубые глаза и влажная, немного отвислая нижняя губа. Менее всего он походил на интеллигента. О таких, как он — по виду, конечно, — не скажешь, что это человек умственного труда, но все утверждения, что Резерфорд выглядел фермером, — просто чушь. На самом деле и его лицо, и весь его облик говорили о сильном характере и одаренности. Таким вполне мог быть, скажем, великий писатель. На улице Резерфорд говорил очень громко, раза в три громче своих собеседников, при этом акцент у него был очень своеобразный. Он родился в Новой Зеландии в семье бедного шотландского переселенца.

Мне, вероятно, можно простить то, что во время первого знакомства с ним я не очень хорошо разглядел его. Это было в начале 1930 года, я еще не был избран в члены научного общества своего колледжа и обратился с просьбой о предоставлении мне стипендии Стокса в Пембруке {271} 271 Стипендия Стокса в Пембруке. — Пембрук-колледж находится в Кембриджском университете. Джордж Габриель Стокс (1819–1903) — английский физик, преподавал в Кембриджском университете, в 1849 г. стал заведовать «люкасовской» кафедрой, которую в свое время занимал Ньютон. . Однажды в субботу днем меня вызвали на собеседование. Прибыв в Пембрук, я обнаружил, что в списке претендентов значатся только двое: Филип Ди и я. Ди вызвали первым, и, пока с ним беседовали, я без особого удовольствия вспоминал, что он считается одним из способнейших учеников Резерфорда.

Затем наступила моя очередь. Когда я вошел, то первый, кого я увидел, был Резерфорд, сидевший по правую руку от директора колледжа. Тот стал расспрашивать меня о моих работах, а Резерфорд в это время сосал трубку, не выказывая заметного интереса к происходящему. Закончив опрос, директор повернулся к нему. «Профессор Резерфорд?» — обратился он, приглашая задавать вопросы.

Резерфорд вынул изо рта трубку и обратил на меня свои голубые глаза, холодные и скучающие. Он был весьма непосредственным человеком: если ему было скучно, он не скрывал этого. Сейчас он, безусловно, скучал. Разве его ученик, очень хороший ученик, не является наилучшим кандидатом? И что тут делать другому? Так зачем же мы зря тратим время?.

Раздраженным, нетерпеливым тоном он задал мне один или два незначительных вопроса. Чем я в настоящее время занимаюсь? И что может нам дать работа по спектроскопии? Не будет ли это просто работа, которую складывают в ящик стола?

Мне все это показалось несколько грубоватым. Вероятно, я понял, что терять мне нечего. Во всяком случае, как можно веселее я спросил, не может ли он позволить хотя бы немногим из нас не заниматься ядерной физикой. И продолжал отстаивать тему своей работы.

В тот же вечер мне на квартиру принесли извещение. Выбран был Ди. Члены комиссии пожелали отметить, что оба кандидата были вполне достойны. Это выглядело обычной кембриджской вежливостью, и я несколько расстроился. Однако спустя день или два я вновь воспрянул духом, узнав, что Резерфорд во всеуслышание назвал меня мужественным молодым человеком. Через несколько месяцев он поддержал назначение мне другой стипендии. Надо сказать, что Ди далеко превосходил меня как ученый, так что ни Резерфорд, ни кто-либо другой не оказался в данном случае несправедливым.

С этого времени и до самой его смерти я имел некоторую возможность вблизи наблюдать за Резерфордом. Некоторые из моих друзей были его близкими друзьями, чего я не могу сказать о себе. Конечно, очень жаль, что Тизард {272} 272 Тизард, Генри (1885–1959) — английский химик, профессор Оксфордского университета, во время второй мировой войны был руководителем Авиационного научно-исследовательского комитета. или Капица {273} 273 Капица, Петр Леонидович (1894–1984) — советский физик, автор ряда выдающихся научных открытий, в 1921 г. был направлен в научную командировку в Англию, где работал вместе с Резерфордом, в 1924–1932 гг. был помощником директора Кавендишской лаборатории, после этого — директор Лаборатории им. Монда в Кембридже. В Москве возглавил Институт физических проблем, которым руководил до последних дней жизни. Был действительным членом АН СССР и почетным членом академий ряда стран. Лауреат государственных премий СССР и Нобелевской премии. , люди с острой психологической наблюдательностью, подробно не описали его. Но я был членом того клуба, который он посещал, и вспоминаю, что раза два-три у нас были серьезные беседы наедине.

Трудно отделить самого человека от обширной «резерфордианы», в которой, впрочем, много истинного. Как-то мы с приятелем, ожидая своей очереди у кембриджского портного, услыхали из-за занавески знакомый раскатистый голос: «Воротник этой сорочки жмет мне шею. Я с каждым днем увеличиваюсь в объеме. И интеллектуально тоже!»

Все же по своей натуре он был менее уверен в себе, чем это казалось. Точно так же и его характер, казавшийся таким сильным, озаренным детской радостью творчества и славы, вовсе не был так прост. Он был личностью масштаба Сэмюэла Джонсона {274} 274 Джонсон, Сэмюэл (1709–1784) — крупнейший английский критики лексикограф; составитель «Словаря английского языка» (1755). … И как и Джонсон, внешне казался властным и непроницаемым — изломы были спрятаны внутри.

Никто не мог бы больше, чем он, упиваться творческой работой или почестями, которые она ему приносила. Работал он напряженно, с огромным, особенным увлечением. Он был увлечен не только в решающие моменты исследования, но также и в те часы, когда другие выполняли тяжелую, нудную работу, сидя в темноте и считая искорки, высекаемые альфа-частицами на экране. Его проникновение в самую суть предмета исследования было точным, а интуиция — почти непогрешимой. Еще не было ученого, который допустил бы так мало ошибок. В списке опубликованных им трудов, одном из самых больших в истории науки, не оказалось таких, которые он должен был бы впоследствии исправлять.

К тридцати годам Резерфорд — уже профессор, получающий жалованье 500 фунтов стерлингов в год. Он работает в уединении канадского Монреаля и самостоятельно закладывает основы ядерной физики. К сорока годам, уже в Манчестере, он объясняет структуру атома — то, на чем основана вся современная ядерная физика.