Юрий Черниченко - Хлеб

Ну что тебе, родившемуся уже в «год великого перелома», до потерянных кем-то копеек и миллионов? «После 1964 года экспорт пшеницы из Ростовской области практически полностью был прекращен» (Калиненко И. Полям юга — сильную пшеницу. Ростовское кн. изд-во, 1971).

А Пантелей Прокофьевич посылал Григория с Натальей зябь пахать, их в степи снег разбудил, старик сам на решетах семена чистил, сто раз за лето закат глядел, обругал Дарью, что не те завязки к мешкам дала, когда он грузился на элеватор в Миллерово… Жалко!

Мы знали, что делали, когда рожь и яровую пшеницу замещали на юге пшеницей озимой. Нет злака, какой так умел бы поймать все осадки трех времен года и прийти к летнему зною уже неуязвимым. Она и всю осень не ленится, развивая корневую систему, и кустится щедрее, и весною проснется раньше яровых, и поспеет раньше, чтоб разгрузить хозяину сезон. А что озимый пшеничный колос первым распечатал урожайность в сто центнеров — это лишь подтвердило правильность ставки.

Совхоз «Гигант» основан на табунных выпасах Войска Донского. Первое пятилетие (до 1935 года) высевалась по преимуществу яровая пшеница. Урожай не мог окупить американские тракторы и комбайны: 4,9 центнера в среднем за пять лет! Взят крутой крен на озимую. Было много сбоев, зигзагов, петель, но…

В предвоенное пятилетие достигнут урожай в 17 центнеров.

Конец пятидесятых — 20 центнеров.

Начало семидесятых — 30.

Урожай 1974 года — без одного центнера 40.

Если ускорение сохранится, к концу века «Гигант» должен подняться к 80 центнерам озимого пшеничного намолота. И вывести-то пером такое трудно: зона засушливая, почвы — не ровня кубанским… Но даже уже существующие сорта делают мыслимым этот сбор.

Как же дошел озимый клин до жизни такой — яровой массив с явно слабой селекцией, с мизерной дозой туков шагает быстрее? Исключим фактор степных стихий и грань НТР. Остается только третий член троицы — чувство хозяина.

Начало июня, цветут травы. В Ставрополе — всесоюзный семинар: Минсельхоз Союза и ВАСХНИЛ подводят итоги сделанного наукой юга после «третьего звонка» 1969 года. В президиуме — Александр Иванович Бараев и Александра Алексеевна Зайцева из Целиноградского института, координатора борьбы с ветровой эрозией в стране. Целинным ученым недавно присуждена Ленинская премия — поддержка исключительная: никто из агрономов такой награды не получал. Собственно, и смысл семинара в том, чтобы столкнуть озимый клин с яровым в их подходе к защите почвы. Бараев весной семьдесят второго объездил несколько областей юга, написал острое письмо в Совмин Украины…

Заседания чинные, без сенсаций. Чуть ли не каждый выступающий поминает Докучаева, а заодно уж и Костычева, повторяет ленинское «берегите, храните, как зеницу ока, землю…» (хотя к эрозии тогда этот призыв вовсе не относился). Но идет негласный, обеим сторонам понятный счет: многолюдная наука юга дает отпор школе Бараева.

В целом принята тактика тертого председателя колхоза, которому нужно отвязаться от очередного «интересного начинания»: оно-то, конечно, и хорошо, и полезно, но — для вас, «а наши условия, шоб им лыха годына…» и т. д. Кубанский директор НИИ, уже положением Краснодара задающий тон, сам не приехал, прислал только тезисы, а в них туману, туману!

«Уточнено применительно к местным условиям значение отдельных элементов почвозащитной системы земледелия, разработанной для восточных районов страны…» Для восточных, уважаемые, для восточных, знайте свой шесток!

Впрочем, уже и до семинара первый раунд Бараев проиграл. Вы требуете ответственности? Так вот вам ответственный по штатному расписанию, с него и взыскуйте. Большинство НИИ и станций ввело особые секции, лаборатории по проблеме эрозии, обеспечив главным силам прежнее занятие внеземной агротехникой и агрохимией вне пыльных бурь. Иерархическая ступенька — новая, не известно куда ведущая, и кадры «на эрозию» направляются соответственные. Школе Бараева с ее почвозащитным стержнем, с ее оценкой любого работника по службе здоровью земли, с ее лозунгом-метафорой: «На корабле, где не вся команда, а один какой-то матрос думает о целости корпуса, плыть нельзя, потонешь», — методом штатного расписания преподан урок.

Я командирован освещать. Надо сделать телепередачу: дескать, агрономия юга творчески усвоила найденное на востоке и в дружественном соперничестве…

— Ну, как вам эта говорильня? — Бараев приглашает меня в свою машину, когда дело доходит до выезда в поля. Внешне он невозмутим, сверкает в улыбке золотом коронок — прямо преуспевающий профессор-медик. Потом, дома, в Шортандах, будет до света собирать сучья в лесополосах, чистить дорожки, пока давление не подправится, а «на войне — как на войне». Зато Александра Алексеевна Зайцева — недаром в молодости моталась в экспедициях с Вавиловым — режет с максимализмом:

— Бить надо, бить!

— Как, собственно, бить, Александра Алексеевна?

— Да пороть, как еще? Разложить и вкатить сотню горячих, чтоб месяц сесть не мог!

А если сдачи даст? Народ-то нещуплый. Бьют отстающих, а отставание может выявить только ход.

Успех Бараева обусловлен был многим. И личными факторами и общественными. А из Канады помогал Хорошилов, а в Целинограде нашлись такие организаторы, как Федор Моргун. А озонный дух мартовского Пленума, а народная обида, что с целиной ничего не выходит!

Почему агрономический юг в массе не поднимается на почвозащиту?

Отчасти, может, не видит, не сознает. Что ж, это человеческое свойство, Марксом отмеченное, — не видеть происходящего под носом и спустя срок дивиться, как оно так обернулось. Крымский сельхозинститут пригласил меня обсудить мою книгу. С лестной автору горячностью старшекурсники и преподаватели говорили, как это важно — писать про русскую пшеницу, защиту матери-земли, и все такое прочее. А за окном зала в тот апрельский день ветер разметал — яростно, до белых камушков! — поле иссушенной зяби. И никто словом не обмолвился: мол, и мы, братцы, горим. Только уборщица вошла и захлопнула форточки, чтоб на паркет не надувало пыли.

Но не видит, скорей всего, потому, что эрозия тут никого еще не оттесняла к краю, за которым — провал. Природа несравненно богаче целинной, набор культур оставляет уйму маневров: засекло озими — пересеешь подсолнечником, денег возьмешь больше раза в три. Потери натурального плодородия перекрываются удобрениями, поливом — интенсивность высокая. А поскольку все стоит на взыске «сверху» (вот и эти рассуждения — попытка спросить «сверху», как же иначе?), то предполагается начальный учет: ты получил такие-то жизненные силы природы, расписался — изволь передать по акту. Разговор о приеме-сдаче агрономом почвы уже вошел в стадию упоминаний в докладах (в разделе «надо бы», «хорошо бы»), но все остается пока колебанием воздуха, в залах переглядываются: как же, интересно, они мыслят себе это — мерные рейки ставить, что ли?