Григорий Луговский - О природе сакрального. К истокам духовного опыта

Как и в первобытности, между «я» и «ты» (внешний хаос, тождественный природе и обществу) устанавливаются партнерские отношения, открытость которых зависит от мифологии, выработанной данным индивидом на основе пережитого комплекса вызовов-ответов. Так, человек с комплексом неполноценности придерживается более закрытой религии, создает мифы о зле окружающего мира (под мифом здесь понимаются те стойкие мировоззренческие установки, которые выработаны личностью на основе собственного опыта и через которые индивид взирает на мир из своего футляра). Большинство индивидуальных религий освящает одержимость вещами, ориентируют на потребление. Им противоположны религии экстатические, сакрализирующие творчество, действие, волю, распространяющую свое «я» на окружающий мир. Впрочем, любая личная религия содержит в той или иной мере обе идеи: мы смотрим на общество как на носитель ценных для нас свойств и предметов, но чтобы заполучить эти ценности вынуждены вступать в обмен с инобытием, то есть развивать и предлагать ему некие собственные ценные свойства, которые должны быть признаны партнером. Отсюда вытекает тотальный магизм индивидуальной религиозности, поскольку большинство не отличает магического от сакрального. Только исповедующие экстатизм творческие личности, рассматривая свои творения как сакральное, эманируют их в мир, не считаясь с отдачей, приятием их миром 156. Рационалист же знает только магическое, он накапливает в себе то, что признано ценным, дабы поменять его на другое ценное. Если же личное сакральное иррационально, оно часто приобретает форму хобби.

Каждый индивид выстраивает собственную шкалу «предметов силы» – того ценного, что есть у него, и того ценного, что он хотел бы получить от других. Как правило, на одном полюсе оказывается та сила, которой у индивида в избытке (например, животная красота, физическая сила, некие способности, т. е. то, что можно обменивать, продавать), на втором полюсе – «сакральное у других», предметы страсти. Для обострения счастья, максимума свободы (а сакральное дарует свободу – от действительности и от себя), необходимо отнять у инобытия, общества побольше сакрального (= магического для человека профанного), отдать поменьше. Это верно для любой религии одержимости (потребления), где даже бескорыстная помощь имеет смысл в получении моральных дивидендов; по сути весь дух потребительской религии происходит из недостатка любви в обществе вообще, и как следствия – желания отгородиться, защититься от такой действительности, построить своё «идеальное общество» (часто семья – модель такого иллюзорного рая). Исповедующие религию потребления не только духовно нищи, но и слабы, всецело зависимы от того внешнего хаоса, от которого пытаются бежать за стену вещей.

Сакральное тождественно пиковым потребностям из «пирамиды Маслоу», поэтому оно выступает на передний план сразу же после удовлетворения первейших нужд. Но человек массового общества, прошедшего сквозь горнило истории, почти лишился родовых ценностей, семейных реликвий – этих по духу еще первобытных носителей сакрального. Поэтому, ища новые святыни, он попадает под власть могущественной индустрии псевдосакрального (магического), которая есть мощной силой, манипулирующей обществом. Только исповедующие экстатизм, ориентированные на то, чтобы давать, а не брать, самостоятельны в выборе сакрального, остальные же в своих индивидуальных религия как правило реализуют алгоритмы доминирующей идеологии, эманирующей понятия о ценном (собственно, общество является полноценной системой лишь до тех пор, пока оно владеет источником сакральности; для маргинала, отрицающего общие ценности, общества уже нет. В этом смысле сакральная личность всегда маргинальна, хотя находится, скорее, не вне, а над обществом).

Основным орудием осуществления магической власти является реклама, обладающая всеми свойствами сакрального слова (отсюда и сила рекламы, глубина ее воздействия). Реклама по сути своей мифопоэтична: помещая сакрализуемый объект в необычные условия, разыгрывая экстремальную ситуацию вокруг него, она подчеркивает его чистоту, отграниченность от профанного мира. Наиболее эффективно это проявляется в видеорекламе при помощи пестроты – блеска, динамичности, музыки. Сюжет рекламы чаще всего представляет собой микромиф, в котором сакрализуемый объект помогает персонажам преодолеть хаос нежелательной ситуации. Как для первобытного человека сфера сакрального была источником аффектов, так для нас сегодня потребность в ритуале сублимируется в созерцание рекламы, представляющей нашим взорам нереальный мир (слишком пестрый, сочный, слишком позитивный или негативный – аффективный, необыденный) и устанавливающей, как и первобытная мифология, бессознательные ориентации на ценности данной культуры. Реклама обладает всеми достоинствами того языка, который Г. Маркузе называет магически-ритуальным : «Люди не верят ему или даже не придают этому значения, но при этом поступают в соответствии с ним» 157.

Но тотальный магизм современной цивилизации имеет тенденцию «утончаться». Магия, дух которой воплощают технологии, усложняясь, подчиняясь законам конкуренции, приближается к своему источнику – сакральному. Постиндустриальное или информационное общество основано на технике, в которой все больше не магическое, а сакральное начало выступает на передний план. К таким атрибутам постмагизма относятся компьютеры, интернет и другие средства удовлетворения информационных/духовных потребностей. И в социальной жизни выявляются тенденции, сближающие ее с первобытной традицией. Так, на смену историческим формам борьбы приходят политическая игровые, манипулятивные. Современный политик, журналист, преподаватель вынуждены возрождать в своей деятельности шаманские поведенческие архетипы, экстатизм современного искусства также имеет корни в шаманизме. Идущее на смену дикому капитализму, сакрализующему сам хаос рыночной конкуренции, общество, именуемое социалистическим, уже не сможет обойтись без идеи сакрального как высшей ценности, подчиняющей хаос, рождающейся их него. Вероятно, социализм действительно можно рассматривать как переходное состояние от позднеисторического капитализма к постисторическому коммунизму, либо анархизму, свойства которого я описывал в статье «Духовная непрерывность» (см. в приложении).

Если с сакрализованным все довольно ясно, то сакральное выступает той реальностью, которая постоянно от нас ускользает, при этом оставаясь важной для нашего бытия и развития. Сакральное всегда является к нам в конкретных образах и деяниях (именно к сакральному применим глагол «деяние» в отличие от обыденного «действие»), но все они – лишь акты проявления этой особой реальности. Каждый сам может стать носителем сакрального для другого, или других, если сможет донести этим другим некое новое для них послание. То есть сакрально то, что сложнее обыденного. И эта сложность может быть воспринята (эффект нуминозного опыта) и иметь дидактические последствия, ощущаемые как экстатический эффект встречи с новым (озарение).