Андрей Ланьков - Быть корейцем...

С точки зрения властей, готовность иностранцев становиться приёмными родителями нежеланных корейских малышей была даром небесным – она позволяла разгружать корейские сиротские приюты и отделываться от детей, которые в будущем сами часто становились бы источником разнообразных проблем (известно, что дорога от приюта до тюрьмы коротка всегда и везде). Своего пика «индустрия усыновления» достигла в 1985 году, когда зарубежными родителями было усыновлено 8.837 маленьких корейцев. После этого усыновление пошло на спад и в последние годы к иностранным приёмным родителям отправляется не более двух тысяч детей ежегодно.

Главной причиной перемен была кампания, которую развернули против усыновления как корейские левые, так и корейские националисты. Тон и аргументы этой кампании хорошо знакомы тем, кто время от времени читает нынешние публикации наших национально-патриотических изданий на темы усыновления российских детей иностранцами. Призывы к «сохранению генофонда» сочетались со страшилками, в которых рассказывалось о страданиях усыновлённых иностранцами детей и о тех издевательствах, которым их якобы подвергают злобные зарубежники. Спору нет, подобные случаи и с корейскими, и с российскими приёмными детьми действительно происходят – однако куда вероятнее, что в детдоме ребёнок столкнется с несравнимо худшим обращением, а уж о перспективах его образования и будущего не приходится и говорить.

Чтобы представить, насколько строг в действительности отбор кандидатов в приёмные родители, коротко опишу правила отбора, действующие в настоящее время. Усыновить корейского ребёнка имеет право американская семейная пара, в возрасте до 45 лет, состоящая в официально зарегистрированном браке не менее 3 лет. Доход её должен быть не менее 25 тысяч долларов в год, и она не может иметь более четырёх детей. Ни один из супругов не может иметь более одного развода в прошлом. И, наконец, самое интересное: ни один из кандидатов в приёмные родители не может иметь вес, превышающий медицинскую норму более чем на 30%!

Как бы то ни было, под давлением националистов правительство решило постепенно ограничивать масштабы усыновления и ввело соответствующие квоты, которые каждый год снижаются на 3–5%. Во многом правительство надеялось и на то, что сами корейцы также изменят своё былое негативное отношение к усыновлению «посторонних». Отчасти это и произошло – но только отчасти. По состоянию на 2002 год, в корейских приютах содержалось 28 тысяч детей. За год корейцами усыновляется примерно тысяча детей, и ещё две тысячи отправляются за рубеж. А что же до остальных 25 тысяч? Они остаются в приютах – к великой радости националистов (и только их одних)...

Иногда судьбы приёмных детей привлекают внимание корейской прессы. Лет воесемь назад корейская печать искала родственников мальчика, который был усыновлён американской четой в самом начале 1970-х годов. Мальчик вырос, окончил военно-воздушное училище, стал лётчиком – и заболел редкой болезнью, которая требовала пересадки костного мозга. Взять мозг для пересадки следовало только у ближайших родственников. Искали родственников буквально всей Кореей – и нашли. При этом многие в Корее были поражены тем, как относились к больному его приёмные родители. То, что они увидели, опровергало националистическую и левую пропаганду, которая к тому времени успела сформировать в умах большинства корейцев негативный образ западных приёмных родителей корейских сирот.

В мае прошлого года корейские газеты писали o Сюзане Суффорд, молодой американской скрипачке и победительнице конкурса красоты в её родном штате Пенсильвания. Сюзана родилась в Корее в 1975 г. Мать её забеременела вне брака, и была вынуждена отказаться от ребёнка. Сюзану (Сон Ми-хва) удочерила зажиточная американская семья из Песильвании, и только в 1998 г. она впервые встретилась со своими «биологическими родителями». Уже после того, как маленькую Ми-хва отдали в приют, её родители поженились.

В то же время, жизнь приёмных детей не всегда была безоблачной. Большинство из них оказалось в небольших городках с исключительно белым населением. Часто они сталкивались с расизмом в той или иной форме. Как ни парадоксально, многих из приёмных детей раздражает то обстоятельство, что в школе от них ожидается типично «азиатское» поведение. Иными словами, учителя рассчитывают, что они будут отличниками, особенно – по математике и физике, как и «полагается» корейцам. Разумеется, приёмные дети, вырастая в обычных (пусть и зажиточных) американских семьях, не могли унаследовать корейского трепетного отношения к образованию – ведь оно, в конце концов, является частью культуры, а не генотипа! Поэтому жалобы на завышенные ожидания учителей встречаются в рассказах приёмных детей на удивление часто.

140 тысяч приёмных корейских детей – немалое количество. В своём большинстве они выросли вполне обычными американцами, шведами, новозеландцами, которые не слишком интересуются корейскими корнями. Однако некоторая их часть в последнее десятилетие пытается восстановить свои связи с Кореей, а зачастую – даже найти своих родителей и родственников. Возникли специальные ассоциации корейских приёмных детей, которые получают от корейского правительства субсидии и пытаются – с переменным успехом – обучать своих членов корейскому языку и корейской культуре. Поскольку большинство приёмных детей оказалось в богатых и влиятельных семьях, многие из бывших сирот унаследовали заметные позиции в западном истэблишменте, так что их «патриотическое воспитание» может принести – и уже приносит – Корее немалые политические и экономические дивиденды. Но об этом мы поговорим как-нибудь в другой раз...

Одной из самых главных особенностей Кореи и корейского общества является культ образования. Не то, чтобы это совсем уж специфически корейское явление. Похожее отношение к образованию существует на всём Дальнем Востоке – и в Японии, и в Китае, и во Вьетнаме, хотя, впрочем, в тех странах, где у власти долго находятся коммунистические партии, оно не так ярко выражено. Не случайно, что в ведущих западных (в первую очередь – американских) университетах на естественнонаучных факультетах сейчас почти не увидишь белых лиц – всё сплошь китайцы, корейцы и вьетнамцы (японцев мало, они в основном у себя дома учатся, а на Запад едут уже в аспирантуру). Иногда – это недавние иммигранты, чаще – дети иммигрантов или студенты, приехавшие туда учиться. Помню, как я сам наблюдал эту картину сначала в Америке – в Гонолулу, в Гавайском университете, а потом и в Канберре, в Австралийском Государственном университете.