Андрей Савельев - Осколки эпохи Путина. Бюрократия против нации

Второе обострение «еврейского вопроса» произошло для меня в середине 90-х в период работы в Российском общественно-политическом центре, где я начал проводить достаточно рискованные семинары, посвященные национальной безопасности и национальной доктрине. Семинары были открытые, и в них то и дело принимали участие те, кого принято было называть «правозащитники». Закончилась моя работа следующим образом. Как-то в мой кабинет зашел человек с густой бородой, на его голове была широкополая шляпа. Он попросил меня рассказать о работе Центра, чтобы понять, как можно было бы сотрудничать с ним. Я рассказал о программах, которые велись в Центре. Следующий вопрос был несколько странен: а не мог бы Центр провести социологический опрос среди евреев. Я резонно заметил, что это затруднительно, потому что евреи живут в нашей стране некомпактно и не слишком часто декларируют свое еврейство. От этого социологам будет крайне трудно сделать представительную выборку. Между делом бородатый человек поинтересовался, не могут ли в этом случае появиться какие-то препятствия, если Патриарх Московский и Всея Руси выскажется против такого исследования? Я удивился: да ведь не только у меня, но и у Патриарха голова на плечах есть! Зачем ему вмешиваться в исследования, которые всего лишь установят некоторые обстоятельства жизни людей?

На том беседа и закончилась. Больше я этой шляпы и это бороды не видел. Но через короткое время руководству Центра и его учредителям стали приходить клеветнические письма на мой счет, а также появились публикации в изданиях «правозащитников» — в московской «Хронике» и парижской «Русской мысли». О том, что под крышей Центра пригреты форменные фашисты, а я покрываю их деятельность. После этого я недолго проработал в Центре и вынужден был уволиться.

Данный сюжет убедил меня в том, что еврейская солидарность действует вполне организованно. Один еврей-раввин провел со мной очную беседу и оценил меня, другой еврей-правозащитник разослал письма, а третий еврей, получивший «сигнал», обеспечил мое устранение с поста, на котором я казался опасным для некоего еврейского дела.

Впрочем, и эта история была воспринята мной лишь как мелкий фрагмент собственной биографии. Еврейское участие в революции и еврейская «семибанкирщина» вокруг Ельцина представлялись мне какими-то обособленными от моей личной судьбы явлениями. При этом я серьезно негодовал на тех участников патриотического движения, которые делали «еврейский вопрос» главным для себя, чуть ли не основой идеологии, и даже предлагали демонстративно «сжигать мосты», открыто понося евреев. Мне этот вопрос представлялся третьестепенным, а увлечение им я рассматривал как серьезную социальную или даже психическую болезнь. Меня интересовал «русский вопрос», проблемы русского народа, русских соотечественников за рубежом. И до сих пор я не изменил своего мнения: для понимания русских проблем нет никакой необходимости заниматься евреями.

Вынужденное дополнение этой позиции пришло позднее. Попав в Государственную Думу, я понял, что «еврейский вопрос» — это название душевной болезни не только тех, кого называют «пещерными антисемитами», и кто не может не выразить ненависти к евреям, какого бы вопроса он ни касался. Есть симптом болезни более опасный — шизофрения либерального и постсоветского мировоззрения, которая требует говорить о евреях только в позитивных тонах. Немалую роль здесь играют последствия «семибан-кирщины» — наличие в богатейших кругах страны евреев, финансирующих многие политический процессы, а также международное влияние еврейской диаспоры и Израиля, утвердившего в Европе крайне выгодные для себя политические мифы о страданиях евреев, за которые, будто бы, европейцы (включая русских) должны расплачиваться беспрерывным покаянием, безоговорочным принятием любой точки зрения евреев (например, в трактовках исторических событий) и безоговорочным осуждением всего, что евреям не нравится.

В Государственной Думе мне доказали, что «еврейский вопрос» есть, и он является для России вопросом весьма существенным, прямо относящимся к проблеме выживания нации и государства. Решение «еврейского вопроса» в существующей его постановке невозможно без уничтожения европейских наций. Для русского народа этот миф плодит новых паразитов, живущих за счет русских, и создает механизмы расправ с русскими патриотами.

Мне не доводилось давать еврейскому народу никаких политических характеристик. Хотя, к моменту избрания депутатом, за мной числилась одна публикация (1997), где я говорил о еврейском нигилизме — наряду с другими этническими мифами, опасными для России. Цитировал Бунге, Шульгина, И.Шафаревича, Ю.Мухина. Меня интересовал этнополитический вопрос: почему среди евреев выделяется ультра-нилигилистический слой, когда еврейский народ имеет самые благоприятные условия существования и огромные преимущества в сравнении с коренным населением? Так было в Российской Империи, когда евреям было предоставлено право культурной автономии и широчайшие возможности интеграции в экономическую, интеллектуальную и политическую элиту. Так было в Советском Союзе, когда три четверти из 5 млн советских евреев не занимались тяжелым физическим трудом. Таково положение и сейчас, когда благосостояние и политическое влияние еврейства беспрецедентно. Об этом с откровенностью писали известные еврейские публицисты Тополь и Радзиховский, а затем и главный раввин РФ евро-американец Берл Лазар.

Единственная моя этнополитическая публикация, наряду с другими народами коснувшаяся и евреев, предшествовала моему исходу из Российского общественно-политического центра и могла быть решающей в оценке, которую вынес мне засланный в мой кабинет раввин. Больше еврейским вопросом я не занимался. Зато мной заинтересовались евреи-аналитики, наблюдавшие за моей работой в Конгрессе русских общин. Они не могли простить мне, что я озабочен проблемами русского народа, а к еврейскому народу совершенно равнодушен. Это, видимо, считалось нарушением некоей негласной общеевропейской конвенции и посягательством на установления ельцинизма, столь выгодные еврейской общественности.

Помню эпизод 1999 года, когда в избирательный штаб блока «КРО — Движение Юрия Болдырева» стал наведываться израильский публицист Авигдор Эскин (позднее, как говорят, он был осужден в Израиле за изобретение катапульты, обстреливающей мусульманские святыни свиными окороками). Его не гнали, не унижали, уважительно общались. И вдруг ему на глаза попался недавно выпущенный при моем участии том сборника «Расовый смысл русской идеи» (Выпуск 1, тогда еще первый тираж). Его как током ударило. Он, бледнея, вступил со мной в разговор, предъявил претензию к какой-то пустяковой частности, и больше мы его не видели.