Владимир Бушин - Во дни торжеств. Острые вопросы в юбилей Победы

Между прочим, рассказывая, каким держимордой он был на фронте, как помыкал подчиненными, Солженицын откровенно признавался в «Архипелаге»: «Я метал подчиненным бесспорные приказы, убежденный, что лучше тех приказов и быть не может. Сидя выслушивал я их, стоящих по стойке смирно. Обрывал, указывал. Отцов и дедов называл на «ты»… Еще на формировке заставил нерадивого солдатика Бербенева шагать после отбоя под команду непокорного мне сержанта Метлина. А на фронте посылал подчиненных под снарядами сращивать разорванные провода, чтобы только не попрекнуло начальство». То есть из боязни начальственного упрека послал человека на смерть.

Конечно, это никакого отношения к грамотности не имеет, тут скорее нечто мистическое. А свое глумление над солдатами Солженицын, разумеется, оправдывал: «Вот что с человеком делают погоны!» Они, мол, виноваты. Я видел на фронте вблизи немало людей в офицерских погонах, и до сих пор помню их: полковники Горбаренко и Звездич, майор Амбрузов, капитаны Ванеев, Елсаков, Шуст, старшие лейтенанты Ищенко и Савчук, лейтенанты Павлов, Дунюшкин, Михайлин, Эткинд, младший лейтенант Гудкова… И пожалуй, только один‑два из них были с задатками Солженицына. Остальные — вполне достойные люди и командиры. С Алексеем Павловым, ныне полковником в отставке, живущим в Алуште, дружим до сих пор — бывали в гостях друг у друга, переписываемся, я даже стихи ему посвятил в связи с возвращением Крыма.

Что ж, драгоценный Андреяшин, пойдемте прогуляемся по тексту «Архипелага». Вам‑то, анархисту, что, а я сразу — чуть не в обморок: «асС… нивелЛировать… балЛюстрада… агГломерат… мусСаватист… карРикатура и даже — анНальное отверстие…»

Придя в себя, я подумал, что ж, это все‑таки слова иностранного происхождения, не будем строги. Но с другой стороны, ведь автор имел высшее образование, окончил Ростовский университет, был там сталинским стипендиатом, да еще — два курса знаменитого Московского института истории, философии и литературы (ИФЛИ). Как же так? Неужели он там не грыз гранит науки, а только ковырял в отверстии?..

Вот еще: «Военная кОмпания… РККА обладалО… прЕуменьшено». Ну, первое словцо опять иностранного роду‑племени, второе — аббревиатура, тоже случай непростой да и с этими «пре» и «при» многие путаются. Но имеет ли на это право нобелевский лауреат? Как думаете, анархист?

Однако же вот слова исконно, кондово русские, но и тут такая же достослезная картина, и мое изумление подскочило еще выше. Судите сами. Вместо «навзничь» автор пишет «ничком» и наоборот. Или: «западозрЕть… женщина в шелковом платьИ… мы у них в презреньИ… рассказ об одном воскресеньИ… при многолюдьИ… на мелководьИ… в ПоволжьИ… в ЗаполярьИ…» Опять однотипная неграмотность!.. Или: «вещи бросаются в тут же стоящИю бочку… Маркелов стал нЕ много, нЕ мало председателем месткома…» Но если все это были ошибки, так сказать, вполне «доступные» русскому человеку, то вот уж нечто вовсе запредельное: «восСпоминания… подписСи»… Нет, так не мог написать русский человек, это что‑то заморское. А разве может русский человек, русский писатель написать «дети околевали». Как о щенках! Но он же вроде русский? Да и среди тех, у кого отчество Исаакович, редко встретишь такое диво.

И с географическими названиями то же самое. Ну, ладно опять же, он не знал, как правильно писать название немецкого города Вормдитт, в котором его арестовали в феврале 1945 года, простим ему и МанЬчжурию без мягкого знака, не будем стыдить и за то, в США на одном митинге он воскликнул по поводу радостной встречи: «Я должен был встретиться с американцами еще на Эльбе, но меня арестовали!» А на самом деле 48‑я армия, в которой он служил, шла не на Эльбу, а на Вислу в направлении горда Эльбинг, который он спутал с Эльбой… Но не будем стыдить покойника, не будем…

Однако же ведь нобелиат в таком духе упрямо твердил и о советских городах: КишЕнев… АлмЫ‑Аты… И даже знаменитый Халхин‑Гол у него — Халхингол. А казалось бы, незабываемая Таруса, где он провел свой медовый месяц, у него ТарусСа, как и ТартусСкий университет. Не умел правильно написать Лодейное Поле, Наро‑Фоминск, Иваново‑Вознесенск, Хакасия, поселок Железинка, Бауманский район… Пусть бы уж писал, как хочет, иностранные имена: ТрумЕн или Мао‑дзе‑Дун. Но ведь и простые русские имена вышли из‑под его пера в неприличном виде: ВячИслав… КЕрилл… А у Солженицына был друг юности Кирилл Симонян, с которым он во время войны переписывался. Неужели так и писал: «Дорогой Керюша!» А тот не обижался?

И вот что еще изумляет. Он же такой верующий, что аж возомнил себя «мечем Божьим» и однако же библейский ГОлиаф у него ГАлиаф… Еще и КесСарийский… И уж вовсе умопомрачительная трансформация: не Троице‑Сергиева, а ТроицКО‑СергиевСКАЯ лавра. Будто она получила название не в честь святой Троицы и своего основателя преподобного отца Сергия, а в память каких‑то безвестных товарищей Троицкого и Сергиева.

А то вздумал еще блеснуть знанием немецкого, но вместо die Sоwietuniou лихо выдал Soviet Union. Другой раз для понту вставил в текст известную английскую поговорку My home is my castl (Мой дом — моя крепость). Похвально. Только англичане, которые настоящие, предпочитают в таких случаях говорить не home, a haus. В другой раз ввернул nach der Heimat (домой, на родину). Весьма интеллигентно. Но немцы, которые вполне грамотные, говорят в этом случае не nach der, а in die. Или nach Hause, heim. Словом, дикое невежество на любой вкус, в том числе на иностранный! И при всем при этом он еще гневно и презрительно восклицал: «Безграмотная эпоха!». А спустя двадцать с лишним лет предал гласности тот ужаснувший его факт, что какой‑то инспектор райпо в Казахстане в какой‑то ведомственной бумаге написал не «ботинки», а «батинки». Да он, вероятно, и не русским был.

Что же все это означает? Мало того, что человек имел полтора высших образования, но Наталья Решетовская, первая жена сочинителя, вспоминала, что муж был очень аккуратен, дотошен, делал бесконечные выписки из прочитанных книг и мечтал, чтобы в доме стояла ваза с карточками, на которых разного рода цитаты и даты, а он, проходя мимо, запускал бы руку в вазу, вытаскивал несколько карточек и проверял себя. Голубая мечта зубрилы…

Но ведь дело не только в столь загадочной орфографической безграмотности. В этой великой книге мы на каждом шагу встречаем еще и великое множество нелепостей совсем иного рода — исторических, географических, житейско‑бытовых и т. д.

Вот один из ее персонажей говорит, что в 1812 году из‑за лесов и болот «Наполеон не нашел Москвы». Ну, этот персонаж, может быть, дурак дураком, но его словам никто же не удивляется, никто не возражает, не переспрашивает, принимают как само собой разумеющееся. Выходит, что и автор, и все другие персонажи этой сцены согласны, что не было ни Бородинской битвы, ни пожара Москвы, ни Березины, ни гибели 600‑тысячной армии двунадесяти языков, а наткнулся Наполеон на болота, повернулся и пошагал домой, где его ждала красавица Жозефина. И Ватерлоо не было, и русской армии в Париже не было. Интересная история… Замечу, что эту дичь, как и многое другое, столь же высококачественное, вдова писателя, не шибко превосходящая его на поприще знаний, в помянутом екатеринбургском издании 2007 года, которое редактировала лично своею любящей рукой, — эту дичь оставила в неприкосновенности (том 1, с. 356).