Сергей Доренко - Так говорит Сергей Доренко. Донбасс – дымовая завеса Путина?

Познер: Вы живы остались?

Сергей Доренко: …да. Вспомните нравы той эпохи. Вспомните нравы той эпохи.

Познер: Понимаю…

Сергей Доренко: Когда каждую неделю Лужков появлялся в эфире и говорил обо мне гадости.

Познер: Да, да, да…

Сергей Доренко: Каждую неделю!

Познер: Да! Вы отвечали ему взаимностью.

Сергей Доренко: Вам не стыдно, что вы меня не защитили?

Познер: Я?

Сергей Доренко: Да вы.

Познер: Я бы с удовольствием, да только меня не пустили в эфир.

Сергей Доренко: Почему вы меня не защитили?

Познер: А почему вы меня не пустили в эфир, дорогой мой? У меня не было эфира! Нет, нет, нет!

Сергей Доренко: В 99-м я не был начальником!

Познер: Но меня… не вы, но меня не пустили в эфир!

Сергей Доренко: Значит, посмотрите…

Познер: И, кроме того, я вам хочу сказать, что я вспоминаю ваши эфиры… Они были блистательные! Талантливые! И не от меня вы это слышали!

Сергей Доренко: Я работал только от паса.

Познер: Но, кончено, это было ангаже.

Сергей Доренко: Только от паса! Каждую неделю Лужков…

Познер: Вы работали от уважаемого господина Березовского. Он сам это говорил! Мы были с вами на встрече в доме «ЛогоВАЗ»…

Сергей Доренко: Всякий раз… Всякий раз… Ели поросят у Бадри, да, я помню.

Познер: …где он страшно хвалил вас за свою работу… Ну это же было все!

Сергей Доренко: Давайте вернемся к этой ситуации и скажем следующее… Простите. Скажем следующее, скажем следующее… Вся журналистская братия – и я готов всем сказать в лицо…

Познер: Да?

Сергей Доренко: …вела себя подло. Одного из нас – меня – собаками травили, постоянно в эфире мэр города… Представьте себе такое в Европе, представьте себе такое во Франции, представьте себе такое в Англии или в США. Мэр города… главного города страны! Претендент на главный пост… или, во всяком случае, один из самых важных людей в стране каждую неделю появляется в эфире собственного канала и травит одного из журналистов…

Познер: Да, да… ТВЦ, да?

Сергей Доренко: Да, …травит одного из журналистов, и вся эта падаль журналистская подвывает ему сзади. Псы! Шакалы!

Познер: То есть… то есть поддерживают его? Неужели… неужели…

Сергей Доренко: Да! Меня исключили… Меня в то время исключили из Союза журналистов, в который я не вступал! Я не вступал!

Познер: Как же вас исключили?

Сергей Доренко: Не знаю! С тех пор я – расстрига. Я взял ник «rasstriga»…

Познер: А, вот отсюда вы и взяли это…

Сергей Доренко: Ну, конечно! Ник «rasstriga» отсюда!

Познер: Значит…

Сергей Доренко: Слушайте… 100 000 одних ментов… Собственное КГБ!

Познер: …вы категорически отказываетесь от слова «ангаже»?

Сергей Доренко: Я еще раз говорю, я отвечал на плевки…

Познер: Отказываетесь или нет?

Сергей Доренко: Я отвечал на плевки!

Познер: Я просто хочу сказать, что я категорически отказываюсь от того, что я в плену у каких-то своих…

Сергей Доренко: Я был ангажирован… Я был в плену… Я был в плену…

Познер: Да?

Сергей Доренко: Я был в плену любви к армии. Я постоянно был в Грозном…

Познер: Ну это другое совсем…

Сергей Доренко: Я был постоянно в Грозном…

Познер: Это из другой области!

Сергей Доренко: Нет, не из другой!

Познер: Ну из другой!

Сергей Доренко: Нет, не из другой!

Познер: Я говорю о вашей работе на экране. Ну это другое!

Сергей Доренко: На экране… На экране каждая моя программа начиналась…

Познер: Никто не отказывает вам в этом.

Сергей Доренко: …почти каждая моя программа…

Познер: Просто мне интересно, когда вы говорите «ангаже» – это плохо? Я-то не уверен, что это плохо!

Сергей Доренко: Я каждую программу почти, или через одну, начинаю с того, что я лечу на вертолете из Моздока…

Познер: Да, да, да…

Сергей Доренко: Да! Я не видел там ни вас, ни Киселева, никого!

Познер: Нет, нет, абсолютно нет!

Сергей Доренко: Нет! Я еще раз говорю – меня не допускали до эфира. У нас разные положения.

Сергей Доренко: Прекрасно… Вы могли бы по-пластунски пролезть в Моздок, но вы не пролезли.

Познер: Ну конечно… Нет, не пролез.

Сергей Доренко: В Ханкалу – нет, в Гудермес – нет.

Познер: Это правда, это правда. Вспомните теперь 95-й, 96-й год.

Сергей Доренко: Милое… милое времечко…

Познер: Ну предстоят…

Сергей Доренко: Зачем мы это копаем? Мы что, в краеведческом музее?

Познер: Мне просто интересно.

Сергей Доренко: А, хорошо.

Познер: О журналистике речь.

Сергей Доренко: Ага.

Познер: Значит… предстоят выборы президента. У Ельцина рейтинг где-то 5 %.

Сергей Доренко: Невысокий.

Познер: Да… У Зюганова намного выше. И в общем понятно, при прочих равных, что президентом будет Зюганов. Но только принимается решение… Принимается решение…

Сергей Доренко: Подавить.

Познер: И Березовским, и Гусинским – это тот, когда они вместе…

Сергей Доренко: Нет, там было тринадцать. Был пул тринадцать заблокировано. Смоленским, Чубайсом…

Познер: …что вот этого не будет. Да… не будет. И этого не было. Это решение. Но кто выполнял решение? Выполняли решение журналисты. Так вот моя точка зрения такая, что в этот момент они перестали быть журналистами.

Сергей Доренко: Нет.

Познер: Они перестали, потому что…

Сергей Доренко: Они ими не были.

Познер: …они выполняли указание. Неважно, что они думали. Они указ… они это указание выполняли. А быть немножко беременным нельзя.

Сергей Доренко: Владимир Владимирович…

Познер: Раз ты пошел по этому пути, значит, пойдешь…

Сергей Доренко: Владимир Владимирович…

Познер: Я говорю – не вы, я говорю о журналистике.

Сергей Доренко: Я не работал в то время, я не работал в то время…

Познер: Ну вот именно.

Сергей Доренко: Меня ж выгнали, меня ж выгнали…

Познер: А что вы думаете?

Сергей Доренко: Но… меня выгнали в очередной раз тогда. Я думаю следующее: что журналистика 90-х, во всяком случае – первой половины, была страстным повстанческим комитетом. Знаете, вот я помню все эти лица, я помню этих людей, я помню эти новости на НТВ и всюду – это был страстный повстанческий комитет. Эти люди шли на бой за жизнь и смерть. Они не сколько информировали, сколько плакали, рыдали в эфире, в сущности, даже в новостях. Я думаю, что публицистика – это здорово, но не в новостях. Но не в новостях. Я думаю также, что есть обстоятельства, Владимир Владимирович, я не могу осу… Я не работал тогда. Я сказал, что я не участвую в крысиных гонках, и я вышел из этой игры. Я не участвую в крысиных гонках – и я вышел. Но у меня была такая роскошь, что ли, вздорность такая, но ребята работали. Сейчас все фамилии помню, все лица помню, плачущие в новостях. Владимир Владимирович, ни одного не назову. И ни в одного не кину камень, понимаете…