Станислав Аверков - Где родилась Русь – в Древнем Киеве или в Древнем Великом Новгороде?

Разоблачение Покровского началось с программной статьи Емельяна Ярославского в «Правде» и завершилось двухтомником «Против исторической концепции М. Н. Покровского» (Москва-Ленинград, 1939–1940 годы).

Труды Покровского были не только публично осуждены, его ученики подверглись репрессиям, их вынуждали публично отрекаться от учителя.

Разгром «школы Покровского», умершего за пять лет до 1937 года, принял характер масштабной идеологической кампании. Теория Покровского была приговорена к исчезновению не только из учебных программ, но и из общественной памяти. Историка обвиняли в том, что его концепция «лишена чувства родины», а его труды отличает «игнорирование ленинско-сталинских указаний по вопросам истории». Клеймили его также за недооценку роли Сталина в событиях 1900-х годов (когда будущий вождь народов был рядовым активистом социал-демократической партии).

Стали усиленно издаваться труды классиков отечественной исторической науки от Карамзина до Соловьева и Ключевского. В советское время они переиздавали неоднократно. И отсутствие их трудов на прилавках магазинов связано было не с запретами, а с общим «книжным голодом» в позднем СССР, когда любые стоящие книги сметали с прилавков моментально (как, впрочем, и все другие товары, считавшиеся дефицитом). Покровского же переиздали всего один раз – в самый разгар хрущевской оттепели – малым тиражом только для специалистов и тут же снова наложили на него негласное «вето». Основная масса читателей просто не знала, что существовал такой знаменитый историк. О Покровском забыли не только у нас, но и за рубежом.

Не была восстановлена научная репутация Покровского и в горбачевское перестроечное время.

Неприязнь, с которой к Покровскому относились идеологи сталинского призыва, вполне понятна. Но почему же, отношение к историку не изменилось в новую эпоху, когда, казалось бы, существовал спрос на все в советское время запрещенное, а критика патриотических мифов стала ключевым принципом либеральной культуры? Да потому что у новых либералов цель была не восстановление понятия «исторической материальности общества», а построение нового либерального государства, опутанного те ми же, как и ранее, меркантильными ценностями для руководства.

Для российских научных кругов и читателей, не знавших о Покровском, было полной неожиданностью переиздание «Русской истории с древнейших времен». Произошло это только в 2005 году. Отважились на это издательства «АСТ» (Москва) и «ПОЛИГОН» (Санкт-Петербург).

Прочитав отрывок из «Русской истории с древнейших времен», читатель уже, вероятно, понял, что таких богатств, как у Великого Новгорода, у Киева, отродясь, не было и не могло быть. Поляне, древляне и иные степные племена не могли предоставить Византии такого количества меха, серебра и золота, как подвластные Великому Новгороду северные народы. Поэтому и стоял во главе «пути из варяг в греки» Великий Новгород. Правили им варяги.

Смысл торговой деятельности – накопление капитала.

НОВГОРОДЦЫ СТАЛИ РОДОНАЧАЛЬНИКАМИ ТОРГОВОГО КАПИТАЛИЗМА.

Князь Святослав учуял тот самый торговый узел на Дунае, что привел бы его к владению миром. Недаром он говорил своей матушке княгине Ольге (повторюсь):

«Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае – ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли – золото, паволоки, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии серебро и кони, из Руси же меха и воск, мед и рабы».

Добавлю к откровению князя Святослава: в Киеве все это надо было добывать непосильным трудом, грабя, то есть занимаясь таможенными сборами с проплывавших мимо из Великого Новгорода или к нему купцов!

В Переяславце можно было бы сотворить новую империю во главе с Русью. Но византийцы предали Святослава, натравив на него печенегов. Они сообщили печенежскому князю Куре о возвращении по Днепру киевского князя с богатой добычей. А в результате рухнула Святославова задумка о Великой Руси от Атлантического океана до Северного Ледовитого.

Многотомный труд «Русская история с древнейших времен» М.Н. Покровского знаменателен тем, что в нем Михаил Николаевич впервые в мире поднял проблему связи общества и государства при их совместном развитии.

То, что такое развитие происходит совместно, ранее большинству историкам и экономистам было не только не понятно, но некоторые из них о нем даже не подозревали. Покровский показал суть совместного развития связи общества и государства на примере деятельности всех слоев общества в Великом Новгороде в Древние века.

Основа существования Великого Новгорода базировалась на всемерном расширении торговли во всех сферах – местном, региональном и всемирном. Что такое новгородская пушная торговля, читатель уже знает. Купцы загружали корабли десятками тысяч меховых шкур и отправлялись в Западную Европу. У купцов накапливался капитал. Так в Древнем Великом Новгороде зарождался торговый капитализм.

«…Мы знаем, что средневековая торговля в типичных ее проявлениях – и в России, и на Западе – была мелкой, что средневековый купец больше походил на современного коробейника, – читаем в книге М.Н. Покровского, – однако к меховой торговле Новгорода такой масштаб неприложим: тысячи, а тем более десятки тысяч беличьих шкурок на спине не унесешь».

Огромные масштабы торговли порождали в Великом Новгороде совершенно иные отношения между мелкими торговцами, купцами, торгующими в Европе, и княжеской властью. Они привели к возникновению Новгородского Вече и к принижению роли князя..

М.Н. Покровский показал читателям, чем отличалась торговля в Великом Новгороде от Киевской:

«Киевская Русь если и знала большие запасы товара, то это относилось исключительно к одной его разновидности, к товару живому – рабам. Они иной раз встречались сотнями в одних руках. У одного из черниговских князей, например, мы находим, по летописи, 700 человек челяди: едва ли это была прислуга или даже пашенные холопы.

Челядью не брезговали, конечно, и новгородцы. Ушкуйники, ограбившие в 1375 году Кострому и Нижний Новгород, распродали мусульманским купцам в Болгарию весь захваченный «полон» – преимущественно женщин. Совсем как во времена Владимира Святого.

…В Новгородском порту корабли загружались не женщанами, а пушниной, золотом и серебром».

Сколько можно было перевезти Киеву на Запад женщин в ладье? Десять или пятнадцать? Их надо было кормить, одевать, устраивать для них туалет, спальное ложе… Новгородец мог загрузить в свой корабль десять тысяч беличьих шкурок и не знать особых треволнений. У кого больше накопится от торговой деятельности капитал? Конечно, у новгородца.