Василий Новобранец - Накануне войны

Проскуров не стерпел возведенной на разведку напраслины. Он знал, что все необходимые данные о «линии Маннергейма» в войсках имелись, что причина неудач в другом, и смело вступил в пререкания со Сталиным. Назвал все действительные причины неудач. За это поплатился жизнью.

Недавно я прочел в воспоминаниях маршала Рокоссовского о том, как ему пришлось отстаивать намеченную им операцию перед Сталиным. Только очень честный и мужественный человек решался в тех условиях отстаивать свое мнение. Рокоссовский был только что выпущен из концлагеря. Он знал, к чему может привести его несогласие с вождем. И все же он не отступил. Белорусская операция была выиграна.

А теперь позволю себе как свидетелю и участнику многих событий восстановить историческую правду о разведке и о ее мнимых грехах в советско–финской войне.

В то время, когда я работал в оперативном отделе штаба Ленинградского военного округа, мне довелось участвовать в разработке оперативного плана на случай войны. Офицеры оперативных отделов приграничных округов и Генштаба знают, что это за документ и как серьезно он разрабатывался. Хорошо помню, что все мы, работники оперативного отдела, пользовались так называемым «черным альбомом», в котором содержались все исчерпывающие данные по финским укреплениям на Карельском перешейке («линия Маннергейма»). В альбоме были фотоснимки и характеристики каждого ДОТа: толщина стенок, наката, вооружение и т. д.

Позднее, уже работая в Разведупре, я опять–таки видел этот «черный альбом». Он был и в штабах действующих войск на Карельском перешейке. Как же смели руководители правительства утверждать, что таких данных не было? Виновно в неудачных начальных действиях войск само правительство, и в первую очередь нарком обороны Ворошилов и лично Сталин, а не разведка.

А при каких условиях вспыхнула эта никому не нужная и очень непопулярная в народе война?

Первое и самое главное — она не была объективной необходимостью. Это был личный каприз Сталина, вызванный неясными пока причинами.

Второе;'-'и тоже очень важное обстоятельство, — война была объявлена при участии Ворошилова так поспешно, что даже начальник Генштаба Б. М. Шапошников об э 4 ой не знал. Он в то время был в отпуске. Конечно, Шапошников немедленно прервал отпуск и 'прибыл в Москву. Здесь он узнал все подробности. Потрясенный, схватился за голову, бегал по кабинету и с болью в голосе восклицал:

— Боже! Что наделали! Ай–йй–яй! Осрамились на весь мир! Почему же меня не предупредили?!

Да, Борису Михайловичу Шапошникову, военному ученому, написавшему научное исследование о службе Генштаба — «Мозг армии», — было чему ужасаться. Высокопоставленные невежды начали войну, даже не предупредив своего начальника Генштаба!

Красная Армия вела зимнюю войну в летнем обмундировании. «Гениальные» полководцы Сталин и Ворошилов обрекли ее с первых дней войны на поражение. Я уже не говорю о том, что боеспособность нашей армии, как показал недавний опыт Халхин — Гола, была очень низкой.

Обо всем этом и напомнил Политбюро и Военному совету генерал Проскуров. Вернувшись с заседания, он рассказал полковнику Пугачеву, своему другу, как оно проходило, рассказал и о том, что ничего хорошего для себя не ждет. Когда на следующий день я пришел в Разведуправление и спросил, где Проскуров, Пугачев передал мне его рассказ…

Итогом заседания Политбюро и Военного совета было то, что маршала Ворошилова назначили председателем Комитета обороны, а маршала Тимошенко — наркомом обороны. Теперь Ворошилову стали подчиняться не только нарком обороны, но и нарком Военно — Морского Флота и все наркомы оборонной промышленности. О результатах «оборонной» деятельности Ворошилова можно судить по тому, в каком состоянии наша армия встретила врага на границе в 1941 году…

Новый начальник Разведупра генерал Голиков был за два года четвертым. Уже одна такая частая смена руководителей разведки абсолютно недопустима и вредна для государства. Грамотные в военном отношении люди знают, например, что для подготовки нового командира дивизии нужно не менее шести — восьми лет. А подготовка нового начальника разведки еще более сложна. Частые смены даже рядовых работников разведки не могут не нанести ущерб делу. Характер службы в центральных разведывательных органах требует скрупулезного накапливания разведданных, их систематизации и запоминания в логической последовательности. Поэтому умный государственный деятель любовно выращивает кадры разведчиков, создает им все условия для плодотворной и длительной работы. Часто меняя начальников Разведуправления, Сталин парализовал работу разведки. Разгромив собственную разведку, Сталин подрубил сук, на котором сам сидел, и стал жертвой дезинформации немецкой разведки.

Вновь назначенный начальник Разведупра генерал–лейтенант Голиков прибыл к нам из Львова, где он командовал 6‑й армией. Как командовал — не знаю, но начальником Разведупра он был плохим. В Разведупре это был единственный человек, который попал в сети дезинформации немецкой разведки и до самого начала войны верил, что войны с Германией не будет.

Близко соприкасаясь по работе, почти ежедневно бывая на докладе, я изучал нового начальника Разведупра. Среднего роста круглолицый блондин, вернее, лысый блондин со светлыми глазами. На лице всегда дежурная улыбка, и не знаешь, чем она вызвана — то ли ты хорошо доложил, то ли плохо. Я не заметил, чтобы он определенно высказывал свое мнение. Давая указания, говорил: «Сделайте так или так…» И я не знал, как же все–таки надо. Если я поступал по своей инициативе или по его указанию, но неудачно, он всегда подчеркивал: «Я вам таких указаний не давал», — или: «Вы меня неправильно поняли». Он просто не знал, какие дать указания. Мы его не уважали. Голиков часто ходил на доклад к Сталину, после чего вызывал меня и ориентировал в том, что думает «хозяин»; очень боялся, чтобы наша информация не разошлась с мнением Сталина.

Назначенный зимой 1940 года вместо Пугачева начальником информотдела генерал–майор Дубинин по ряду причин, среди которых не последнее место занимали военные приготовления на границе отнюдь не в духе мирного Договора, заболел и попал в психиатрическую лечебницу. Голиков назначил врио начальника информотдела меня. К тому времени я закончил «Мобилизационные записки» по восточным странам. Все их Голиков утвердил и отправил в Генштаб.

Новая работа в таких огромных масштабах, как информотдел, меня пугала. Заместителем по Западу был полковник Онянов, и я пытался вместо себя выдвинуть его, тем более что он был выше меня по званию. Однако Голикову почему- то захотелось на должность начальника информотдела посадить именно меня, и он настоял на своем.