Василий Новобранец - Накануне войны

…Теперь наши отношения с Германским государством построены на базе дружественных отношений, на готовности поддержать стремление Германии к миру, вместе с тем — на желании всемерно содействовать развитию советско–германских отношений к взаимной выгоде обоих государств. Последние хозяйственные переговоры Германской делегации в Москве и происходящие в данный момент переговоры советской хозяйственной делегации в Германии подготовляют широкую базу для развития товарооборота между Советским Союзом и Германией».

За плотной завесой дружеских славословий Молотова нарастали тревожные события на наших западных границах. Немецкие войска, сосредоточенные ранее во Франции, начали постепенно перебрасываться в Польшу и подтягиваться к нашим границам. Вот что об этом говорил после войны немецкий генерал фон Бутлер: уже в июле 1940 года на Восток был переброшен штаб группы армий фельдмаршала фон Бока, а также штабы 4‑й, 12‑й и 18‑й армий. Тогда же сюда было переведено около 30 немецких дивизий. Так были сделаны первые шаги к стратегическому разворачиванию сил, которое заняло довольно продолжительный период времени. Эти переброски были точно установлены нашей разведкой.

Стремясь дезинформировать Советское правительство, Гитлер заявил, что немецкая армия перебрасывается в Восточную Германию и Польшу с целью улучшения условий расквартирования и отдыха после войны во Франции. Однако сосредоточие войск в непосредственной близости от наших границ в густонаселенных местах только ухудшало условия расквартирования.

Наша агентура все время докладывала о нарастании численности войск у наших границ. Открытых перевозок как будто нет, едут только «туристы», а количество дивизий растет и растет. Они вылезают из земли, как грибы. Мы заметили также, что много «туристов» из Германии едет в Финляндию. А вот обратно не возвращаются. Направили под видом железнодорожного кондуктора нашего офицера–разведчика. После нескольких рейсов он доложил, что это не туристы, а немецкие солдаты и офицеры, и они сосредоточиваются в северной части Финляндии. Было установлено, что там уже около 35 тысяч человек.

Это было примерно в декабре 1940 года. Мы фиксировали все данные, брали на учет каждую дивизию. Делали это очень тщательно. Регистрировали номер дивизии, ее организацию, вооруженный состав; знали, кто ею командует. Знали старших офицеров дивизий, их характеры, вкусы. Знали, кто любит вино, кто карты, кто женщин, а кто и весь «букет» офицерских развлечений. Так что наши данные были вполне достоверны. Все накопленные сведения мы включали в разведывательные сводки.

Система информации в нашем отделе была такая. Регулярно раз в месяц выпускали разведсводки, которые составлял и подписывал начальник информотдела, а утверждал начальник Разведупра. Разведсводки рассылали правительству, всем членам Политбюро, Генштабу, центральным военным учреждениям, штабам военных округов и войскам — до штаба корпуса включительно.

Кроме сводок, мы выпускали различные справочники, описания, наставления. По моей инициативе начали составлять доклады о военно–экономическом потенциале страны и о возможном масштабе развертывания армий. Эти доклады, как я уже упоминал, назывались «Мобилизационными записками».

Был у нас еще один вид информации под грифом «Совершенно секретно» — «спецсообщения». В них включали особо важные данные и за подписью начальника Разведупра направляли по особому списку, установленному самим Сталиным. В списке этом были Сталин, Молотов, Маленков, Берия, Ворошилов, Тимошенко, Мерецков и Жуков.

Кроме документальной, существовал еще один вид информации — «живая связь». Офицера разведки оперативного управления не менее одного раза в неделю посещал’ информационный отдел Разведупра, получал все поступившие новые данные, ‘ наносил их на карту и докладывал начальнику Генерального штаба, а затем делал сообщение и всем офицерам оперативного управления. Офицером разведки от оперативного управления был подполковник Гунеев. В разведуправление приходили и из других управлений. Например, от бронетанкового управления у нас регулярно бывал подполковник Шклярук. Помню его последнее посещение. Нанес я на свою карту 70 немецких дивизий (это было в конце 1940‑го либо в начале 1941‑го), он воскликнул: «Война!» «Да, — говорю, — война!» «Я побегу сейчас к Федоренко», — и выскочил из кабинета. Позднее мне звонил Федоренко, спрашивал, верно ли то, что принес Шклярук. Я ответил, что все верно. Об этом эпизоде мы со Шкляруком вспоминали уже после войны, когда оба были в отставке.

По телефону часто наводили справки начальник Академии Генштаба комдив Мордвинов и начальник Оперативного управления Генштаба генерал Ватутин.

В результате анализа всех данных разведки мне стало ясно, что Германия готовится напасть на СССР. Я стал спешно готовить «мобзаписку» по Германии. Данных для этого было вполне достаточно.

О положении дел на наших границах я регулярно докладывал генералу Голикову. Он внимательно меня выслушивал, но первое время своего мнения не высказывал. Я объяснял это тем, что он в разведке человек новый, не успел еще во всем разобраться. Правда, однажды он проявил особый интерес к группировке немецких войск в Румынии — мы называли ее тогда «группой Бласковица». Наличие этой группировки в Румынии также красноречиво свидетельствовало о намерениях Германии.

Знаменательные сообщения приходили из Болгарии. В одном из них рассказывалось, как на государственном совете царь Борис с отчаянием и страхом кричал: «Боже мой, боже мой! Что же нам делать? С Запада Гитлер, с Востока Сталин! Куда же нам податься? Пожалуй, лучше все же к Гитлеру, чем к большевикам».

И вскоре наша разведка зафиксировала прибытие в Болгарию немецких «инструкторов» и «туристов».

Запомнилось интересное письмо из–за рубежа. Оно определило наши отношения с Голиковым — он передал мне его на очередном докладе и приказал доложить свое мнение.

Я внимательно изучил письмо. Оно было написано мелким убористым почерком на 6–8 листах ученической тетради.

С первых же строк мне стало ясно, что писал его весьма грамотный в политическом и военном отношении человек, хорошо разбирающийся в сложных международных событиях. Он писал о неизбежности нападения Германии на СССР. Утверждал, что наше правительство совершило крупную ошибку, прервав переговоры с англо–французскими представителями и заключив пакт о ненападении с Германией. По его мнению, этот пакт со стороны Германии — лживый дипломатический шаг: не успели еще высохнуть чернила на подписи Риббентропа, как

Гитлер распорядился перебросить войска из Франции к границам СССР. Советовал Советскому правительству готовить свои вооруженные силы к большей войне, чтобы не получилось так, как во Франции. Писал, что промедление тут смертельно опасно не только для Советского Союза, но и для всех порабощенных народов Европы. Предупреждал, что фашистская чума грозит всем народам мира и что им не на кого больше надеяться, как на СССР. Подпись — «Ваш друг».