Виктор Криворотов - Русский путь

Да, но как может появиться подобный политический центр в нашей стране, расколотой противостоянием фундаменталистов и реформистов–западников? Исторический опыт говорит о том, что подобный процесс, коль скоро он начался, развивается далеко не гладко. Первый вариант состоит в том, что старая элита, оказавшись перед историческим вызовом, пытается выйти на путь реформ, перенимая отдельные западные, идеи, но в конечном счете терпит фиаско и заменяется элитой новой. Всему этому есть причины. Не принимая сторону фундаменталистов и западников, старая элита (центр) немедленно попадает под огонь ожесточенной критики справа и слева. Центр, который, как правило, скомпрометирован своей связью с прошлым и неудачным проведением западнических по замыслу реформ, не удовлетворяет уже ни тех, ни других. Результат политики старой элиты может быть печальным: она становится все в большей степени непоследовательной, в результате чего ситуация ухудшается до такой степени, что власть как бы перетекает в руки новой элите, которая зачастую и становится основой политического центра. Новая элита в этих условиях всегда возникает прежде всего как фундаменталистский отклик на исторический вызов. Другое дело, что часть этой элиты — реформисты фундаменталистского толка — может пойти на компромисс с реальностью, принимая реформы западного образца. Именно из этих людей формируются ряды консервативных революционеров. Возникает новый раскол, при котором образуется и своя контрэлита — фундаменталисты.

Соперничество между фундаменталистами и западниками разгорается уже внутри новой элиты. В этой ситуации западническая, реформистская ее часть, укрепившись у власти, не забывает фундаменталистские ценности и, опираясь на них, получает теперь реальную возможность осуществить радикальные реформы. Таков первый вариант хода перестройки.

Во втором варианте реформы проводит старая элита, перехватывая инициативу и включая в себя реформистов, в том числе и с социальной периферии, ибо возникает опасность окончательной утраты ею своего господствующего положения. Стронутые и в значительной степени порожденные радикальной реформой маргинализованные массы социальной периферии могут быть удержаны под контролем только силой авторитарной власти реформистов, укрепившихся наверху, установлением своеобразной «либеральной диктатуры», модернизирующей страну по типу Южной Кореи или Тайваня. В противном случае преобразованиям грозит участь «белой революции» в Иране, где «народ» (а на самом деле городские низы, ибо крестьянство, получившее землю, поддерживало шаха), как мы уже писали, не принял вестернизации и призвал к руководству Хомейни.

Таковы два основных принципиальных варианта успеха перестройки, проводимых, увы, в рамках усиления авторитарных структур власти. Есть, правда, в нашей трудной сегодняшней ситуации один помощник — время. Очень длительные, растянутые во времени реформы, чреваты, правда, нестабильностью, переворотами и контрпереворотами, пока под влиянием Запада (в ситуации открытых границ) перерождающаяся социальная структура не создаст средние слои, кровно заинтересованные в создании современной рыночной экономики…

Так что же перестройка? Какие силы ее движут? На наш взгляд, перестройка возможна как консервативная революция элиты, ориентированная на фундаментализм в политике и идеологии, а в экономике — на западничество. Именно авторитарный реформизм, а не демократический фундаментализм способен обеспечить реальный, безболезненный переход к рыночной экономике. Лозунг «западничество в экономике, а не в политике и идеологии» соответствует глубинным характеристикам самого процесса вестернизации, который в широком смысле понимается как обретение рынка и демократии, но на самом деле лежит в русле продвижения к цивилизации, возникающей на базе постклассической фазы развития капиталистического мира, характеризуемой высоким уровнем жизни трудящихся и развитием демократических институтов. Однако на этом пути общество ожидает немало порогов.

Первый — вхождение в цивилизацию Запада и как следствие «оплата» старых счетов за незавершенную когда–то буржуазную революцию, чему соответствует общедемократический этап перестройки, который фактически только–только начался. Традиции социальной справедливости лежат в основе наших представлений о социализме, что соответствует, в свою очередь, постклассическому развитию капитализма XX века, резко поднявшего благосостояние трудящихся. Ситуация, как видим, неоднозначная, и, конечно же, напрашивается вопрос, а какие тут могут быть альтернативы?

Переход к цивилизации Запада обусловлен процессом эмансипации, осво- вождением частной собственности от всяческих ограничений, переходом от собственности государственной к индивидуальной, что, в свою очередь, требует создания машинной индустрии, мощной товарной экономики. На Западе это привело к невиданному развитию человеческой свободы, что было связано с отказом от непосредственного насилия, от личной зависимости в пользу экономических методов стимулирования. Жизнь человеческая осуществляется там в рамках гражданского общества, развития системы прав, в том числе и естественных прав личности. Права, завоеванные «низами», в рамках борьбы классов и сословий, перешли от узкой элиты (творческого меньшинства) к основной массе населения.

В отличие от цивилизаций властного типа, где развитие предопределяется толчком извне (исторический вызов), цивилизация Запада имеет внутренние механизмы развития. В их основе борьба классов и сословий (классовые антагонизмы), что угрожают распаду западной цивилизации в огне классовых битв и революций, и первым это противоречие обнаружил К. Маркс. Капиталистическая цивилизация строится на эксплуатации, вследствие чего происходит сужение внутреннего рынка данной страны за счет прибавочного продукта, изъятого у трудящихся. Во избежание снижения эффективности экономики от гипертрофированных вложений в промышленность или кризиса на базе узкого потребительского рынка прибавочный продукт перетекает за рубеж, и здесь, столкнувшись в борьбе за рынки с себе подобными, классический капитализм переходит в империализм, в так называемую «военную экономику», что, в свою очередь, еще более обостряет внутренние противоречия. Наиболее ярким представителем «военной экономики» был германский государственно–монополистический капитализм.

Включив в себя часть механизмов своей эволюции, ее мотор — т. е. движущие силы, — капиталистическая цивилизация тем не менее оставила вовне источник. Процесс воспроизводства требовал внешних рынков, в конечном итоге некапиталистической периферии, был в этом смысле незамкнут. И это было коренной чертой, связанной с основной формой извлечения доходов — прибылью.