Литературная Газета - Литературная Газета 6557 ( № 25-26 2016)

Задача человека состоит в том, чтобы привести себя к самому себе. Всё остальное – игра социума, уловки языка и кажимости прогресса. Но как привести себя к себе, если человек не совпадает с самим собой? Как подняться над собой, если чем лучше устроен социум, тем меньше в человеке человеческого?

Сегодня мы живём в режиме какого-то всеобщего падения. Человек как будто рухнул вниз, вернулся в платоновскую пещеру. И мы не только гордимся этим падением, мы гордимся ещё и тем, что мы утратили уникальность своего существования. Гордимся тем, что мы сегодня ничем не отличаемся от животных. И эта гордость заполняет пространство когнитивных наук, наук о мозге и гуманитарных прагматик.

В начале ХХ века философию ещё интересовал вопрос: «Что есть человек?» И веру в уникальность человеческого существования ещё никто не называл зоофашизмом. В начале XXI века на фоне всеобщей примитивизации мышления и упоения зоофилией возник вопрос о постчеловеке, о том, что возможно после человека. Со всех сторон мы слышим слова о том, что поскольку человек не может быть больше себя, поскольку он не может быть сверхчеловеком, постольку ему нужно перешагнуть через себя и устремиться к тому, что может быть названо постчеловеком. Мы разуверились в себе. Мы забыли о том, что способ нашего бытия состоит в прохождении через удвоение мира на вещи и представления о вещах. Наши фантазмы, наши представления действуют на нас так же, как действуют вещи. Мы реагируем на свои видения как на внешние стимулы.

Разве, вопрошал Хайдеггер, мы лучше видим или слышим, оказавшись выше самих себя? Но разве мы перестаём видеть, оказавшись ниже себя? Не нужно ли нам опуститься, приземлиться и быть, как все животные организмы, в рамках того кругозора, который нам обеспечен нашей природой? Человек хочет быть тем, что он есть, и не хочет быть тем, чем он может стать. Нас измучили наши грёзы. Мы соскучились по внешним побудительным мотивам.

Человеку, нашёптывает нам наука, не надо подниматься над собой, чтобы быть собой. Ему нужно просто перешагнуть через свою субъективность и стать чистым субъектом. Но чистый субъект совпадает с субъективностью, ибо он сам учреждает свою причину. Тогда как постчеловек – это человек, не управляемый воображаемым, это интеллект, отделённый от сферы сознания. Поскольку пост­человек не грезит, постольку ему не надо что-то решать, и поэтому он ни на что не решается. Нас сегодня затопила какая-то всеобщая нерешительность, и эта нерешительность обеспечивается социальными основаниями. Постчеловеку надо научиться только вычислять и рассчитывать.

Человек ускользает сегодня от того, что было его задачей, и поэтому он может быть схвачен – соматически, психологически и биологически. Наука всегда в случае с человеком сталкивалась с тем, что для неё было невыразимым. Сегодня эта невыразимость непостижимым образом исчезла. Пост­человек выразим в числе, исчерпаем набором фактов своего существования.

Флоренция

Литература / Однажды с Алисой Даншох

Теги:Литература , Флоренция , Алиса Даншох

Глава I

ВИД С ХОЛМА

Глава, в которой впечатления автора осмеливаются не совпадать с точкой зрения известных представителей мировой культуры

Однажды в «Образах Италии» Павла Муратова я прочла о совете читателям начать знакомство с Флоренцией издали, глядя на неё с холма. Если вы воспользуетесь его рекомендацией, то у вас появится возможность испытать ощущения, как в сказке про коробочку, которую, вопреки предостережению, из любопытства открывают раньше времени. Неожиданно перед вами возникает волшебный город с позолоченными крышами домов и дворцов, с причудливыми башнями, стройными колокольнями соборов, с фантастическим ребристым куполом Дуомо, притягивающим к себе взоры подобно гигантскому алмазу в императорском венце. Сверху кажется, что тёмно-зелёная полоска реки Арно похожа на случайно забытый Создателем узкий ремешок с драгоценными перемычками мостов, который опоясывает город, разделяя его на две части. Захватывающее дух зрелище переполняет вас возвышенными чувствами, и вы не знаете, как вернуть их обратно в коробочку, чтобы унести с собой и сохранить на всю оставшуюся жизнь.

Бедняга Анри Бейль, известный читающей публике под псевдонимом Стендаль, настолько переполнился эмоциями при взгляде на Флоренцию с холма, что упал от чувств на тосканскую землю и долго в экстазе рыдал. По крайней мере, он сам об этом писал в дневнике и почтовых открытках друзьям, что дало повод психологам, изучавшим приключившееся с автором «Красного и чёрного», окрестить длительный непроходящий восторг от столицы Тосканы «синдромом Стендаля». Чтобы его испытать (или хотя бы нечто подобное), необходимо соблюсти одно условие: перед появлением на возвышенности не забудьте включить солнце.

При первой встрече с Флоренцией мне повезло меньше, чем Анри Бейлю; можно даже сказать, мне совсем не повезло. Казалось, злобная местная фея, которую лет пятьсот назад забыли пригласить на крестины одного из Медичей, вдруг решила отыграться за нанесённую ей обиду и выместила на мне и моих друзьях всё недовольство, скопившееся за пять веков. Для начала она заперла наше средство передвижения на стоянке в Милане, откуда мы не могли выехать несколько часов из-за первомайской демонстрации тружеников, перекрывшей автодвижение в центральной части города. Мы и не подозревали, что в Италии лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» никто не отменял. Соответственно, к вожделенному пункту назначения мы подъехали после заката и долго плутали по узким, затемнённым нависающими крышами улочкам в поисках заказанной гостиницы. До начала эры навигаторов оставалось по крайней мере лет десять, а на наши английские вопросы флорентийцы безразлично пожимали плечами. В конце концов над отчаявшимися путниками смилостивился таксист, очевидно, не из местных. Он ехал впереди, указывая дорогу, одобряюще подмигивал фарами, и в два счёта мы достигли нужного нам постоялого двора.

На этом фейские козни не закончились. Очень хотелось есть, а ещё больше хотелось выпить для снятия усталости и стресса, а также по случаю праздника 1 Мая. Гостиничный консьерж порекомендовал нам very nice restaurant, куда мы незамедлительно и направились.

На нашу просьбу принести для начала рюмку граппы (сорт виноградной самогонки) ввиду отсутствия нашей отечественной водочки молодая официантка высокомерно заявила, что они, флорентийцы, пьют граппу в конце трапезы для улучшения пищеварения, а вовсе не в начале, поэтому она её нам не принесёт. Подобный ответ клиенту, который, как известно, всегда прав, нас несколько удивил. Может быть, она плохо поняла наш прекрасный английский? Идеально артикулируя звуки, мы повторили просьбу, заметив, что они – флорентийцы – могут делать что хотят, но мы – русские – будем пить что хотим и когда нам хочется. Скромная мечта о простой рюмке крепкого алкогольного напитка неожиданно наскочила на риф тосканского упрямства. Однако где это видано, чтобы русский человек в споре за право обладания стопкой самогона уступил какой-то там недоваренной зелёной тосканской спагеттине? И относительно спокойное противостояние на повышенных тонах переросло в очевидный скандал. Прибежал умудрённый жизненным опытом метрдотель и молниеносно погасил конфликт, налив нам требуемого и извинившись за нерадивость неопытного подчинённого. Но российская лошадка закусила удила, и мы покинули заведение, несмотря на мольбы управляющего остаться. Правда, рюмашку мы всё же опрокинули за счёт заведения. С поля боя мы ушли с гордо поднятой головой. А голод утолили в соседней траттории, где хозяин знал своё дело – и напоил, и накормил, и денег заработал.