Марк Курлански - 1968. Год, который встряхнул мир.

Формирование общества всегда в большей мере определяется природой тех средств, с помощью которых люди общаются, нежели содержанием общения.

Можно ли сказать, что событие совершилось (будь то марш протеста или сидячая забастовка), если оно не освещено в прессе? Подобно падению дерева в чаще леса, оно остается незамеченным. Между лидерами общественных движений, начиная с Мартина Лютера Кинга-младшего и Джона Льюиса и кончая Стоукли Кармайклом и X. Рэпом Брауном, существовали значительные расхождения во взглядах на тактику борьбы за гражданские права, но все они были согласны в том, что события должны освещаться в прессе. И для сторонников насилия, и для поборников ненасилия стало очевидным, что насилие как таковое и риторика, связанная с насилием, являются наиболее эффективным средством, дабы привлечь внимание журналистов.

Даже сам Махатма К. Ганди — великий адепт и вдохновитель движения ненасилия — очень хорошо понимал это. Он был крайне озабочен тем, чтобы в Индии, Великобритании и Америке становились известны все организованные им мероприятия, и часто говорил о том, что насильственные меры Великобритании имеют свою ценность, поскольку привлекают внимание прессы. Таков парадокс ненасилия: сами протестующие могут быть сторонниками ненасилия, однако их протесты должны вызвать в ответ насильственные действия. Если же обе стороны не будут применять насилие, то ничего интересного не выйдет. Мартин Лютер Кинг не раз сожалел об этом, однако, встретив Лаури Притчетта, он понял, что такова реальность и от нее никуда не уйти.

В 1962 году, когда движение «Конференция руководства христианских общин Юга» («Southern Christian Leadership Conference»), возглавляемое Мартином Лютером Кингом, выбирало город для проведения кампании сопротивления ненасильственными методами, Притчетт был главой полиции города Олбани (штат Джорджия). О сегрегации на сельской территории юго-западной Джорджии шла дурная молва; именно там прошел один из первых федеральных процессов по поводу избирательных прав в рамках действия Закона о гражданских правах 1957 года. Маленький Олбани с населением семьдесят пять тысяч жителей, примерно треть которых составляли чернокожие, был самым крупным населенным пунктом в этой области, и Эс-эн-си-си, получив поддержку местного чернокожего населения, решил начать там кампанию по регистрации избирателей. Регистрационная кампания подразумевала также десегрегацию общественных зданий, в том числе автовокзалов, и Мартин Лютер Кинг внес соответствующее предложение.

Между участниками движения протеста и законниками произошло множество стычек, сопровождавшихся массовыми арестами; арестован был и Кинг. Однако ни разу не было случая, чтобы вежливые и даже деликатные шерифы применили насилие. У Притчетта были возможности предупреждать любые действия протестующих, поскольку он имел информаторов среди темнокожей общины Олбани. Так как насилие не применялось, Кинг и другие руководители движения ни разу не имели возможности позволить вмешаться в происходящее Роберту Кеннеди и министерству юстиции, как то было в других местах: вмешательство на государственном уровне привлекло бы к событиям больше внимания. Еще хуже было то, что Притчетт импонировал журналистам, так как держал себя просто и любезно. Он сообщил им, что изучил идеологию ненасилия Мартина Лютера Кинга и сам принял юридические меры в пользу ненасилия. Кингу пришлось отвечать на критические выпады со стороны активистов борьбы за гражданские права, обвинявших его в том, что, будучи арестован в Олбани, он оказался в безопасности и мог не предпринимать никаких действий. Однако по этой же причине он не смог выступить в имевшей резонанс телевизионной передаче «Встреча с прессой». А в итоге из тюрьмы его освободил лично сам Притчетт, заявив при этом, что «неопознанный негр» внес за него залог и заплатил соответствующий штраф. Многие полагали, что Кинга выкупил его отец, известная в Атланте фигура (некоторые именовали его Папаша Кинг). На самом деле хитрый Притчетт попросту освободил его.

В целом кампания в Олбани была катастрофой. После Олбани лидеры движения за гражданские права научились избегать притчеттов и выбирать те города, где полицейские отличались особой ретивостью, а нрав начальства был злобным и переменчивым. «Участники общественных движений испытывают ощущение, что то, что попадает в сводку новостей и воспринимается как новость, по-настоящему ценно», — заявил Джин Робертс, уроженец Северной Каролины, писавший о проблеме гражданских прав в «Нью-Йорк тайме». В 1965 году, во время марша в Сельме (Алабама), Мартин Лютер Кинг заметил, что фотограф журнала «Лайф» Флип Шульке не фотографирует, а помогает тем, кого избили полицейские. Позднее Кинг разыскал фотографа и объяснил ему, что он принесет больше пользы, если будет не помогать демонстрантам, а снимать их. «Ваше дело — запечатлеть то, что с нами происходит».

В 1965 году в Сельме грузная женщина средних лет по имени Энни Ли Купер изо всей силы ударила шерифа кулаком. Это привлекло внимание фотографов, и они начали снимать, как три шерифа хватают женщину. Затем она позволила шерифу ударить ее. Он размахнулся и ударил ее дубинкой так сильно, что журналисты услышали звук удара. Они сделали и снимок: шериф Кларк замахивается дубинкой на беспомощную женщину. Фото попало на первые полосы газет по всей стране. По словам Мэри Кинг из Эс-эн-си-си, «умелое использование новостей, передаваемых средствами массовой информации, для воспитания общества является современным эквивалентом борьбы с помощью «пера», и «перо» по-прежнему остается сильнее, нежели клинок».

По мере того как деятельность движения за гражданские права приобретала все больший резонанс в средствах массовой информации, Мартин Лютер Кинг стал их любимцем. Он оказался первым лидером подобного движения, ставшим звездой СМИ, и поэтому далеко обогнал в популярности своих предшественников и современников, а его влияние сделалось значительно более сильным и непосредственным, чем раньше. Ральф Эбернати говорил: «Мы знаем, что превращаемся в символы». Участники движения часто обвиняли Кинга в том, что он привлекает к себе всеобщее внимание, ему достаются все похвалы и аплодисменты. На самом деле движение таким образом его использовало. Он редко говорил что-то новое. Но, обладая харизмой и будучи ярким оратором, чье присутствие на телевидении заставляло события «работать», он был звездой поневоле и в большей мере чувствовал себя как дома, находясь в церкви, нежели на демонстрации или пресс-конференции. Однажды он сказал: «Я ощушаю в себе присутствие двух Мартинов Лютеров Кингов. Я сам себе удивляюсь... Моя собственная карьера озадачивает меня. Тот Мартин Лютер Кинг, о котором говорят люди, есть нечто совершенно чуждое для меня».