Марк Курлански - 1968. Год, который встряхнул мир.

После Олбани телевидение стало неотъемлемой частью стратегии любой кампании. В «Конференции руководства христианских общин Юга», организации Кинга, Эндрю Янг выполнял работу главного советника по средствам массовой информации, или по крайней мере тем из них, которые контролировались белыми. Он понимал: для того чтобы движение ежедневно упоминалось в телепередачах, необходимо каждый день давать сообщения, короткие и драматичные — «сильные укусы»; при этом их нужно дополнять «наглядными иллюстрациями». Янг подчеркивал (а Кинг быстро усвоил), что ежедневные заявления Мартина Лютера Кинга должны занимать не более шестидесяти секунд. Многие активисты Эс-эн-си-си считали, что Кинг и его организация зашли слишком далеко, что они неумеренно используют СМИ. Они полагали, что он увлечен участием в краткосрочных событиях, годных только для новостей, тогда как им хотелось вести более серьезную общественную работу на Юге, чтобы добиться фундаментальных изменений; медленный процесс, который не годится для телекамер.

Однако факт оставался фактом: к 1968 году движение за гражданские права, движение «Власть черных», антивоенное движение, даже конгресс и рядовые политики — все оказались глубоко заинтересованы вопросом о том, как привлечь телерепортеров, или, выражаясь словами тогдашнего корреспондента Си-би-эс Дэниела Шорра, «как нажать кнопку».

* * *

Две инновации в телевизионном мире полностью изменили новостные передачи — видеозапись и прямое спутниковое вещание. Эти технологии были разработаны в 60-е годы, и хотя ни та ни другая не использовались в полную силу до 70-х, к 1968-му они уже вызвали изменения в самом мышлении создателей новостных программ. Видеопленка недорога, ее можно использовать повторно, и она не требует проявки перед использованием в эфире. В 1968 году большинство новостей по-прежнему снималось на 16-миллиметровую черно-белую пленку, причем камеры, как правило, устанавливались на треногах, хотя существовали и ручные камеры. Поскольку черно-белая пленка была дорогой и ее обработка требовала времени, снимать на нее все подряд было нельзя. Телерепортеры должны были приготовиться и ждать сигнала корреспондента. Когда он считал, что сцена становится интересной — иногда оператор принимал решение самостоятельно, — то давал сигнал, оператор нажимал кнопку и начинал снимать. «Можно снимать в течение десяти минут, чтобы в итоге получить лишь одну минуту, — говорил Шорр, — но два часа подряд снимать нельзя».

Другое, что стало очевидно Шорру, — «проблема децибелов. Как только кто-то повышает голос и произносит: «Но как вы можете сидеть тут и говорить то-то и то-то?», — мне следует нажать кнопку, поскольку телевидение любит драматизм, конфликт. А все, что связано с конфликтом, могло иметь шанс появиться на телеэкране — в шедшей тем вечером программе Кронкайта, в подготовке которой все мы принимали участие».

Присутствие камер начало оказывать примечательное воздействие на общественность во время дебатов. Шорр, которому доводилось вести сообщения из сената, вспоминал: «Они часто повышали голос безо всякой на то причины — зная наверняка, что этим привлекут к себе наше внимание». Однако не только политики-парламентарии позволяли себе резкие высказывания для того, чтобы телевизионщики «нажали кнопку». Как это «работает», поняли Эбби Хоффман и Стоукли Кармайкл. Понял это и Мартин Лютер Кинг. В 1968 году, через десять лет после начала работы с телевидением, Кинг понял, что проиграл это соревнование. Он пожаловался Шорру, что телевидение провоцировало чернокожих лидеров на произнесение жестких пламенных речей и вовсе не было заинтересовано в его принципе ненасилия. «Когда негров побуждают к насилию, не задумываетесь ли вы, что помогаете совершать его и несете за это ответственность?» — задал Кинг вопрос Шорру.

«Продолжал ли я искать несущую в себе угрозу информацию, «сильные укусы», дабы иметь возможность выступить в вечерних «Новостях»? — спросил Шорр сам себя в минуту раздумий. — Боюсь, что да».

Другим изобретением, которое привело к изменению телевидения, стала прямая передача с использованием спутников. Первой такой передачей стала трансляция 18 декабря 1958 года магнитофонной записи голоса президента Дуайта Эйзенхауэра, произносившего рождественские поздравления. Первые спутники, такие как «Эли бед» («Ранняя пташка»), не были геостационарными (то есть их положение относительно Земли не оставалось постоянным), и по этой причине могли принимать сигналы из той или иной точки Земли только по нескольку часов в день. Спутниковая передача важнейших сюжетов требовала счастливого совпадения столь многих условий, что первые несколько лет подобное удавалось очень редко. В те дни сюжеты из Европы обычно сообщались в Штатах только на следующий день, поскольку надо было успеть переправить пленку на самолете в США. Первый сюжет из Европы, попавший в американский эфир в тот же день, был передан не по спутниковой связи. В 1961 году, когда началось сооружение Берлинской стены, строители приступили к работе так рано, что с учетом опережения по времени, которое давала разница в часовых поясах, Си-ди-эс смогло переслать пленку в Нью-Йорк вечерним «Новостям». Президент Кеннеди сожалел, что для сообщения о произошедшем по телевидению потребовалось полдня и у него не осталось времени сформулировать свой ответ.

Фред Френдли, глава отдела новостей Си-ди-эс, понимал, что связь со спутниками, способными немедленно передавать информацию, со временем станет доступна практически из любой точки планеты в любое время суток. Он также понимал, что эта инновация, хотя и труднодоступная, в один прекрасный день изменит, так сказать, природу не только теленовостей, но и новостей как таковых. В 1965 году он пожелал, чтобы для показа в программе вечерних новостей Кронкайта (ее показывали в семь часов вечера по нью-йоркскому времени) из какой-либо точки земного шара была проведена прямая передача с помощью спутника. Выбирая, из какого места на планете «Эли бед» может получить информацию в семь часов по нью-йоркскому времени, он остановился на Берлине, дававшем материал для новостей уже несколько лет. Шорр находил -ся возле Берлинской стены — она всегда могла послужить «наглядной иллюстрацией» — и это было «вживую»! Уверения Шорра, что в середине ночи возле Берлинской стены ничего не может произойти, не возымели действия. Он не понимал, в чем суть дела, а дело было в том, что все было «вживе».

«Итак, я действительно стоял там, — рассказывал Шорр. — Вот стена; за ней — Восточная Германия, и больше ничего. А потом, так как мы использовали осветительные приборы, послышался лай собак. Собаки начали лаять, и я произнес: «Вы слышите, как время от времени собаки начинают лаять, преследуя неких несчастных жителей Восточной Германии, которые пытаются бежать. Не знаю, может быть, это происходит прямо сейчас». Сколько чепухи! Но все было «вживую».