Лев Данилкин - Клудж. Книги. Люди. Путешествия

– На ручку обрати внимание! Чувствуешь?!

Я демонстрирую сдержанный энтузиазм: перчаток у меня нет, холод чудовищный, и последнее, чего мне хочется, – дотрагиваться до какой-то дверной ручки, хотя бы и несовременного вида, в виде птичьей головы.

– Латунная! – со значением говорит Николай Викторович Инкин – шапка типа «ондатер», очки, под мышкой картонная папочка «Дело», набитая старинными фотографиями Нижнего Новгорода. – Это ведь не простая ручка!

Знакомый мне жанр: экскурсия по местам обитания литературных героев в сопровождении автора; это все равно что заглянуть за кулисы театра и обнаружить, что все декорации – настоящие, никакого обмана. Точно так же я ходил по алексей-ивановской Перми с Алексеем Ивановым или по александр-иличевской Пресне с Александром Иличевским, по стиг-ларссоновскому Стокгольму – с…

– Был такой народоволец Фроленко…

Я перебиваю: многие герои Николая Свечина (творческий псевдоним Инкина) рано или поздно переходят в режим монолога и читают собеседникам лекции по истории, а погрузиться в жизнеописание ручки – все равно что лизнуть ее на морозе.

– Николай, – говорю, – а не сохранились ли тут у вас старинные трактиры?

Свечин съезжает с фурнитурной темы и ведет меня туда, где тепло. Впрочем, по дороге мы бегло осматриваем овраги («Вон там, помнишь, Звездинский пруд, куда приволокли задушенного аптекаря Бомбеля»), казенные здания («Тут в 1799 году Павел Первый останавливался») и заснеженный клочок суши посреди реки – остров Кавказ, государство в государстве, которое главный свечинский герой, сыщик Лыков, зачищал в 1881-м перед приездом царя.

Собственно, Нижний Новгород и до появления Свечина не был обделен достопримечательностями – именно здесь, на западном берегу, у Кремля, находится, сами знаете, наикрасивейший в России панорамный вид – на стрелку, треугольный мыс, у которого сливаются Ока и Волга. Именно здесь стоит собор Александра Невского, на открытии которого летом 1881-го народовольцы, с ведома заговорщиков-чиновников (шокирующий симбиоз политических террористов, уголовников, придворных, сектантов и иностранных разведок – конек Свечина) в «Охоте на царя» чуть не пристрелили Александра II – и пристрелили бы, если б не Благово, бывший морской офицер, а ныне коллежский асессор, обладатель недюжинного аналитического ума. Именно на стрелке и располагалась на протяжении почти ста лет Нижегородская ярмарка, где начинал квартальным надзирателем Алексей Лыков – фантастической физической силы молодой сыщик, ученик Благово.

«В 2004 году на чердаке дома № 40 по улице Новой братья Гудиленковы нашли фанерный чемоданчик…» Парадной версии истории возникновения саги о Лыкове нет ни в бумажных изданиях Свечина, ни в Интернете; я нашел ее в альбоме «Нежный Нижний», изданном местным издательством «Литера». В чемоданчике «обнаружилось десять тетрадей в коленкоровых переплетах, исписанных разборчивым почерком. Это оказались воспоминания Алексея Николаевича Лыкова. Действительный статский советник, последний начальник уголовного делопроизводства Департамента полиции, был по происхождению нижегородцем. Когда в феврале 1917-го департамент стала жечь восставшая чернь, а городовых и офицеров полиции начали убивать без разбора, Лыков в статском платье вышел из окруженного здания и исчез бесследно. Дальнейшая судьба сыщика неизвестна. Судя по нахождению его записок, он вернулся в родной город, но вряд ли задержался там надолго. Сейчас писатель Николай Свечин на основе его воспоминаний сочиняет романы под общим названием „Происшествия из службы сыщика Алексея Лыкова и его друзей“».

Знакомство с первыми книжками «Происшествий» неминуемо обеспечивает Свечину репутацию, во-первых, краеведа, во-вторых, эпигона Чхартишвили: хороший дядька, наловчившийся сочинять «под Акунина», только на местном материале. Это прилипчивое и обидное для нашего героя заблуждение: тем самым ему автоматически задается потолок – выше признанного родоначальника жанра не прыгнешь, ну и локальная привязка подразумевает мелкий масштаб. Меж тем Свечин – действительно краевед, но краевед вовсе не только нижегородский: точно так же точны в смысле историко-географических обстоятельств те его детективы, где действие разворачивается в Москве, Петербурге, Дагестане, Забайкалье; и, соответственно, точно так же, как сейчас по Нижнему, со Свечиным можно ходить хоть по Петербургу, хоть по Варшаве. Про Варшаву, кстати, у него вышел роман – «Варшавские тайны». Будет и про Одессу. А потом и про Сахалин.

Сравнение с Акуниным Свечина нервирует или даже вызывает реакцию, которая в его «Смерти провизора» описывается выражением «франц хераус». (В примечании указано, что пошло оно от случившегося в 1813 году эпизода – русские солдаты выпили за здоровье союзника, австрийского императора Франца, когда же в ответ австрияки отказались пить за здоровье Александра, наши солдаты сунули по два пальца в рот и скомандовали: «Франц, хераус!» – «Франц, обратно!») Да, Акунин, по его мнению, прекрасный писатель, у которого есть чему поучиться, однако сам Свечин ретродетективы начал писать до Акунина – еще в 1977-м, от скуки, когда после экономфака работал на оборонном заводе наладчиком. Роман назывался «Парижские тайны ротмистра Иванова» и был пародией на Валентина Лаврова.

Хорошо, а совпадение эпох? Обратите внимание: не только Свечин, но и еще много неглупых людей, независимо, судя по всему, друг от друга, начинают писать «ретродетективы», персонажи которых живут в конце XIX века и работают в полиции.

– Объяснение простое. В 1866 году была создана Петербургская сыскная полиция, потом Московская, потом Варшавская. И появились сыщики. Некоторые из них оставили мемуары, мы их прочитали – и загорелись. Путилин, Эффенбах, Кошко, Филиппов… Талантливые были люди, хорошо делали свое дело. Флер этих имен и толкает современный исторический детектив.

На поверку романы Свечина и Акунина оказываются совсем разными. Акунин – постмодернист, экспериментатор, жонглер цитатами; у Свечина все всерьез – это чистопородные исторические романы, с детективным, не без этого, сюжетом. (Впрочем, нет, не все, конечно, всерьез: в «Завещании Аввакума» есть, например, камео Горького – учитель Лыкова Благово дает поручение мальчику по имени Алексей Пешков; в «Охоте на царя» оказывается, что в 1869 году он спас жизнь супруге своего симбирского приятеля Ульянова – беременной, на третьем месяце, понятно кем; второе дно, то есть, имеется, только докапывайся.) Чхартишвили никогда в жизни не назвал бы своим учителем Пикуля – а Свечина это совершенно не смущает.

– Первым, я полагаю, стал писать именно исторические детективы Валентин Лавров. Пикуль – нечто большее. Этот человек имеет огромные заслуги – он много лет прививал читателям любовь и интерес к истории. Я одна из его «жертв» – и признателен ему за это. Поэтому в моих книгах первично слово «исторический» и вторично – «детектив».