Борис Вахтин - Портрет незнакомца. Сочинения

Постойте. Но ведь это же самое кто-то другой уже произносил, я уже слышал эти слова! Да, конечно, вот они: «Был бы человек, а вина найдется!» Ведь это же основной принцип сталинского правосудия, альфа его и омега — все виновны ! И по-ученому называется — презумпция виновности. Не может же быть, чтобы антиподы, сталинские палачи и их с трудом уцелевшие жертвы так буквально совпали в главном своем принципе и не было бы тут какой-то ошибки!

Ошибка есть. Не все виновны, не все в ответе, не все в одинаковом ответе. Нельзя смешивать три разных суда: суд Божеский, окончательный, страшный — за грехи против совести и за нарушение заповедей, и суд человеческий, временный — за нарушение законов общества, и, наконец, суд человеческий за нарушение норм поведения в данном обществе, законами не предусмотренное, но окружающим неприятное.

Нет, на основе всеобщей виновности ничего путного не построишь. Уже пробовали — и до сталинского террора допробовались. Как же обществу устроиться, если нет ни правого, ни виноватого, а все виновны? Даже в редчайшей семье (а их сотни миллионов) встретишь власть совести, власть высшей правды, совместно постигаемой — чаще (что там чаще! в пропорции 1: 1 000 000) в игре и столкновении внутрисемейных воль видим мы победу одной и поражение другой.

Впрочем, жаль, что нельзя основать ничего на раскаянии. Давно мечтает об этом русский народ. Вот стихотворение Хомякова, оно интересно тем, что в точности излагает программу Солженицына:

Хомяков полагал, — все в руке Божьей, оставляя людям молитву. Солженицын идет дальше — он полагает, что все в наших руках и мы вольны своим собственным разумением управиться с историей и усовершенствовать ее. Что ж, в этом есть зерно истины. Но увы — требуется не только призвать к таким подвигам, но и указать путь к ним достаточно убедительный.

Снова мелькают перед воображением Нил Сорский в тишине и уединении и Иосиф Волоцкий, сзывающий всю Русь колокольным звоном к единой молитве…

Как крестились всем народом в скорбь и страдания, в самопознание путем самомучительства, так и тащим свой крест, отпихивая ногами всех, желающих нас от этого креста избавить. И всегда находятся пророки, чтобы напомнить о нашем кресте, когда мы о нем позабываем. И впрямь: чем Хомяков, Гоголь, Достоевский, Блок — не пророки? А Ленин? А Солженицын? У всех крест. Никто нам ничего, кроме страданий, не сулит — только ленинский крест самый тяжелый.

Дописать к стихам Хомякова несколько строк, что-нибудь вроде:

И — чем не программа Солженицына? Разве что не так неистов был Хомяков:

Она — это, разумеется, Россия.

Нетрудно видеть, что при всей страстности Солженицына, при безграничном его мужестве, при всей его общей правоте, он с его реформами и предложениями, как обращенными к властям, так и обращенными к нам, грешным, — совсем далек от реальности.

Перед нами, увы, утопия. И призыв Солженицына — не лгать, не принимать участия в казенной лжи, как минимум избегать ее — тоже, увы, утопичен.

Близкие Солженицыну мысли излагает и И. Р. Шафаревич. Но и его позиция, увы, тоже утопия. Послушаем:

«…если ни класс, ни партия, ни удачное сочетание сил в мировой политике не способны остановить ту тень смерти, которая начинает уже опускаться на Россию, то значит это может быть сделано только через человека, усилиями отдельных человеческих индивидуальностей».

Сомнений нет — отдельная человеческая индивидуальность, а просто сказать — любой человек может сделать исключительно много, от него многое зависит, порой решающе много. И точно так же нет сомнений, что если все люди начнут поступать «по-хорошему», то есть по совести, по справедливости, по заповедям, то ни у них, ни у общества проблем не останется — во всяком случае, взаимные неприятности сведутся к минимуму. И русская традиция всегда была на стороне «малых дел», справедливо полагая их отнюдь не малыми, но великими делами.

Шафаревич предлагает каждому интеллектуалу, включая ученых, «перестать карабкаться по ступенькам карьеры или материального квазиблагополучия».

Очень это сильный призыв; бесспорно, что имей мы дело со страной, населенной праведниками или — на худой конец — людьми смелыми духом и сознательно честными, то мы в силах были бы решить все наши проблемы — более того, в этом случае у нас и проблем бы не было никаких. Сложность заключается «только» в том, что никак людям не удается жить праведно, хотя вот уже две тысячи лет они имеют простые и ясные указания, что надо делать, чтобы жить именно праведно. Но — не получается. И сегодня мы обязаны ответить на вопрос — почему же не получается никак?! Почему в реальности нас окружают люди такие же, как всегда?! Ни хуже, ни лучше. И мы с вами — такие же. Не лучше, не умнее, не нравственнее тех, кто живал до нас.

Шафаревич призывает к жертвенности. Что ж, она способна обогатить нашу историю прекрасными образцами, но не в силах в обозримом будущем изменить нашу жизнь.