Александр Хинштейн - Кризис

В народе называли их то по-старому «керенками», то по-новому — «пятаковки»; они были подписаны управляющим Госбанка РСФСР Георгием Пятаковым.

Любопытно, что во время процесса 1938 года Пятакову не предъявляли самого, казалось бы, логичного обвинения: в развале финансовой системы.

Обвиняли его в чем угодно: вредительстве, шпионаже, «секретных встречах» с Троцким. (Европейская пресса очень веселилась, потому что гостиница, где, по «показаниям свидетелей», произошла секретная встреча «соратников», сгорела лет за десять до этого.

Пятаков Георгий Леонидович (1890–1937) — советский функционер.

Подобно остальным большевикам, успел покомандовать самыми разными участками работы: устанавливал Советскую власть на Украине (даже был там три месяца главой Временного рабоче-крестьянского правительства), руководил Чрезвычайным революционным трибуналом, военной разведкой, угольной промышленностью Донбасса, был председателем Главного концессионного комитета и торгпредом СССР во Франции. Отношения с Лениным складывались у него непросто. Еще в 1915 году, укрывшись в Швейцарии, они вместе редактировали журнал «Коммунист», но потом из-за возникших разногласий Пятаков демонстративно редакцию оставил и уехал в Стокгольм. В 1923-м — примыкал к «левой оппозиции».

«Пятаков — человек несомненно выдающейся воли и способностей, — писал Ленин в знаменитом своем "Письме к съезду”, — но слишком увлекающийся администраторством и администраторской стороной дела, чтобы на него можно было положиться в серьезном политическом вопросе».

Окончательно противоречия эти разрубил уже Сталин; в 1938-м Пятакова расстреляют. Пулю, которая оборвет жизнь пламенного большевика, найдут потом в сейфе наркома Ежова; странные сувениры оставляли себе на память вожди той эпохи…

А полет Пятакова к Троцкому в Норвегию вообще не мог состояться: ни один самолет той зимой не приземлялся на указанном в «допросе» аэродроме.)

Но о крушении финансовой безопасности страны — ни слова. В итоге «пострадал» Пятаков за вымышленные преступления, а за настоящие так и не ответил.

Кто только не выпускал собственные деньги на просторах бывшей Российской империи.

Шлепал их каждый, кому не лень; все правительства и правители , типа «батьки Ангела» и Махно, городские самоуправления, комитеты и комиссариаты, отделения Государственного банка, кооперативы, общины, сберегательные кассы и железные дороги… Иногда на таких «денежных знаках» откровенно указывалось: «имеют хождение до запрещения».

Иронизируя над этой импровизированной валютой, «имеющей хождение до запрещения», фельетонист белогвардейского журнала «Донская Волна» писал:

«— Ну, хорошо, это деньги губернские, а почему же железнодорожные?

— Имеют хождение в полосе отчуждения железной дороги.

— И на пароходах были?

— Были. Кои — дальнего плавания, кои каботажного.

— А на аэропланах не было?

— Не довелось. Мало аэропланов было».

Самая прочная и серьезная из этих «валют» была «донская валюта», выпускавшаяся правительством Деникина и Врангеля. Эти деньги хоть чем-то были обеспечены, солидные на вид, отпечатаны в Британии с надписью: «Имеет быть обменен на общегосударственные денежные знаки» [19] Сравнительно надежны были и «моржовки» Северного правительства в Архангельске. Назвали их так за изображение моржа на 25-рублевых купюрах. Но и они постоянно девальвировались. В 1913 году соотношение русских и английских денег колебалось около 9 рублей 50 копеек за фунт стерлингов. В апреле 1919 года курс фунта стерлингов на Севере составлял 56 местных рублей, 1 мая — 64, а 21 мая — уже 72 рубля «моржовками». Не гиперинфляция, но весьма и весьма неприятно. — Прим. науч. ред. .

Вот только обменивать-то было не на что: общегосударственных знаков не существовало в природе.

Население принимало такие деньги охотнее валюты «батьки Ангела», хоть и относилось к ним иронично. В народе называли их «колокольчиками», потому что на 1000-рублевых купюрах изображался Царь-колокол.

А в песне «Черная моль», которую в 1950-е годы написала в Париже эмигрантка Мария Вега, урожденная Волынцева, «донская валюта» и вовсе именовалась дорожной пылью.

А кроме «донской валюты» на юге России ходили по меньшей мере еще семь различных видов денежных знаков и денных бумаг [20] Объявление Главноначальствующего и Командующего войсками Новороссийской области // Единая Русь. Одесса, 1919. № 98, 10 декабря. .

И не только на юге. В общей сложности в России обращалось больше 2200 разных «денежных систем». Как в фильме «Свадьба в Малиновке», когда Папандопуло достает жменю мятых бумажек. Это его личные, папандопуловы, деньги. Их не жалко! «Бери, я себе еще нарисую!»

В местечке Дунаевцы использовались бумажки за подписью местного раввина. Их брали. Видимо, раввин вызывал больше доверия, чем Папандопуло.

Про «шкуринки» — нарзанные этикетки — уже писалось. Этот «прогрессивный» опыт использовался и другими, совершенно без всякой связи со Шкуро. В красном Якутске местный нарком финансов Семенов случайно обнаружил запас винных этикеток. Он ставил на них печать, расписывался, от руки писал достоинство: «мадера» — 1 рубль, «кагор» — 3 рубля, «херес» — 10 руб. Эти деньги реально ходили. Наряду с царскими рублями-«николевками» (включая «катьки»), «керенками», «пятаковками» и еще шестью или семью «валютами».

Один из владивостокских ресторанов напечатал деньги, на одной стороне которых на русском языке содержался текст: «Имеет получить пять рублей». А на обороте по-английски значилось: «Это ни на что не годится».

Сибирский писатель Антон Сорокин нарисовал и отпечатал личные ассигнации с надписью: «Король писателей Антон Сорокин. Директор банка Всеволод Иванов». На эти деньги Сорокин сумел купить на базаре продукты и угостил обедом омских писателей, в том числе и Всеволода Иванова.

Константин Паустовский вспоминал потом в своей «Повести о жизни»:

«Фальшивых денег было так много, а настоящих так мало, что население молчаливо согласилось не делать между ними никакой разницы. Фальшивые деньги ходили свободно и по тому же курсу, что и настоящие. Не было ни одной типографии, где бы наборщики и литографы не выпускали бы, веселясь, поддельные петлюровские ассигнации — карбованцы…. Многие предприимчивые граждане делали фальшивые деньги у себя на дому при помощи туши и дешевых акварельных красок. И даже не прятали их, когда кто-нибудь посторонний входил в комнату».