Сергей Сергеев - Русская нация, или Рассказ об истории ее отсутствия

Упущены были и возможности русификации прибалтийского крестьянства (которая, конечно, представляется куда более сомнительным делом, чем украинский случай, учитывая высочайший уровень грамотности среди латышей и эстонцев и наличие уже к 1800 г. широкой сети школ на родных языках этих народов), находившегося с немецким дворянством в хроническом этносоциальном конфликте. Сословный принцип империи и особая роль остзейских баронов, о которой подробно говорилось выше, стали и здесь непреодолимым препятствием. Показателен такой эпизод. В 1841 г. около 50 тыс. латышских и эстонских крестьян изъявили желание перейти из лютеранства в православие, ибо среди них прошел слух, что в таком случае им разрешат переселиться в Ейский край, где они смогут получить землю (земля в Прибалтике была собственностью дворян). Однако Святейший синод, по воле Николая I, запретил этот переход. Епископ Рижский Иринарх, подававший просителям робкие надежды, был снят с должности и «вывезен из Риги почти как преступник» (Н. Лейсман). В 1845 г. разрешение на переход в православие было все-таки дано, и до 1848 г. включительно веру сменили 60 тыс. латышей. Но, естественно, ни в какой Ейский край их не пустили; социальное положение новообращенных осталось прежним. К 1849 г. переходы в православие практически прекратились, а многие прозелиты вернулись в лютеранство, дабы не осложнять отношения с помещиками. А во второй половине столетия в городах уже активно развиваются латышский и эстонский национализм.

В 1878 г. тираж латышских газет составил 40 тыс. экземпляров (ср. с тиражами крупнейших русских газет: «Голос» – 17 тыс., «Московские ведомости» – 12 тыс.). В 1880-х гг. латышские националисты создали карту Латвии – единой территории, заселенной латышами, – перекраивавшую границы Эстляндии, Курляндии и Лифляндии, проведенные в сословных интересах немецкого дворянства. Десять тысяч подписей латышей стояли под соответствующей петицией, категорически отклоненной имперским правительством. В 1887 г. существовала 231 латышская национально-культурная организация. В 1888 г. был издан латышский национальный эпос «Лачплесис». Путем проведения массовых песенных фестивалей в национальное движение вовлекался и сельский люд. В 1862 г. публикуется эстонский национальный эпос «Калевипоэг», в 1869-м – эстонцы провели первый фестиваль песни, в 1871 г. возникло Общество эстонских литераторов, занимавшееся пропагандой эстонского языка и фольклора, в 1891-м – стала выходить первая ежедневная газета на эстонском языке. «Национальное пробуждение» захватило и литовцев – современный государственный гимн Литвы «Национальная песнь» был опубликован и начал исполняться уже в конце 1890-х гг. Борьба с прибалтийскими национальными движениями с помощью цензурных запретов оказалась совершенно неэффективной.

В 1860—1870-х гг. оформляется грузинское национальное движение. Будущая правящая партия (недолго)независимой Армении Дашнакцутюн была создана в Тифлисе в 1890 г. Национальная интеллигенция стала формироваться у белорусов, татар, чувашей, черемисов, осетин, бурят, якутов… Причем в этом процессе вольно или невольно поучаствовали власти империи.

Скажем, при покровительстве обер-прокурора Святейшего синода К. П. Победоносцева знаменитый православный миссионер, человек вполне правых воззрений Н. И. Ильминский в качестве главного средства распространения православия среди нерусских народов Поволжья создал целую систему инородческих (татарских, чувашских, черемисских, вотяцких и т. д.) школ, где обучение детей происходило на их родных языках и обязательно учителями-единоплеменниками. Поскольку многие из этих народов не имели письменности, для них изобретали письменный язык, соответствующий разговорному. И это при том, что действовало официальное распоряжение Министерства народного просвещения (1864) о преподавании во всех учебных заведениях империи только на русском языке. На инородческие языки переводилось и богослужение, в 1883 г. был издан указ Синода, который рекомендовал вести службу на местных языках во всех приходах, существенную долю населения которых составляли крещеные инородцы. Священников-миссионеров также старались массово рукополагать из инородцев, им даже необязательно было заканчивать семинарию.

Поразительно, но при этом Ильминский был однозначным противником перевода Библии и литургии на современный русский язык. Велась и активная издательская деятельность. Казанская учительская семинария, центральное учебное заведение в системе Ильминского, с 1875 по 1892 г. выпустила 150 книг на инородческих языках – татарском, чувашском, черемисском, вотяцком, киргизском (казахском), тунгусском, самоедском… Совокупный тираж этих книг составлял более полумиллиона экземпляров. Только татарский букварь Ильминского переиздавался 17 раз общим тиражом 48 тыс. копий. Эта система, несмотря на резкую критику со стороны оппонентов, просуществовала до конца императорской России.

Разумеется, Ильминский думал, что его деятельность будет способствовать русификации инородцев, абсолютно не понимая (как и его покровитель Победоносцев) специфики нациостроительства в эпоху модерна, полагая, что главный фактор национальной идентичности – религия. Но то, что хорошо работало в Московском царстве, во второй половине XIX в. было уже архаикой, которая, попадая в модерный контекст, давала совсем другие результаты. Ильминский и его последователи, по сути, провоцировали у просвещаемых ими народов «национальное пробуждение», создавая национальные письменные языки и кадры для будущих национальных интеллигенций.

«Возникновение целых групп кряшенских, чувашских, черемисских интеллектуалов было беспрецедентным явлением. До того как система Ильминского воспитала пару поколений учителей-инородцев, представители этих этнических групп могли получить образование только в русских начальных школах и с обязательным изучением русского языка. Для того чтобы избежать остракизма как со стороны своих собственных народов, так и со стороны русских, инородцам, получившим такое образование, приходилось отождествлять себя с русскими. В рамках же системы Ильминского, уже имея собственный письменный язык, а также играя особую социальную роль в своих родных сообществах (учителя и священнослужители), образованные инородцы начали склоняться (порой даже вынужденно) к поддержанию собственной, нерусской идентичности», – пишет американский историк Роберт Джераси.

Совершенно особый, неповторимый сюжет – еврейский. В большинстве своем ставшие российскими подданными после присоединения к России Западного края, а позднее Царства Польского, сыны Израиля, верно следуя ветхозаветному правилу, стремительно плодились и размножались, демонстрируя «в течение всего XIX века… более высокий естественный прирост населения, чем подавляющее большинство других этнорелигиозных групп Российской империи, в результате чего их доля в населении империи возросла с 1,5 % в 1800 году до 4,8 % в 1880 году» (А. И. Миллер). Таким образом, Россия стала страной, где проживало более половины мирового еврейства. Сосредоточием последней стали города Запада и Юга, где доля еврейского населения была очень высока, например, в Минске в 1897 г. – более 52 %, в Кишиневе к 1900 г. – около 45 %.