Владимир Николаев - Красное самоубийство

Но без «происшествий» не обошлось. В высокогорном ауле Хайбах из-за прошедшего накануне снегопада не смогли спуститься вниз 705 женщин, детей, стариков и больных. Их всех согнали в конюшню местного колхоза имени Берии (вот совпадение!). В ауле депортацией командовал генерал КГБ Гвишиани. Он по радио сообщил Берии, находившемся в Грозном, о случившемся. Их переговоры не были долгими. В результате по команде Гвишиани конюшню заперли и подожгли, одновременно по ней со всех сторон открыли шквальный пулеметный огонь. Так погибли 705 мирных жителей аула, все до одного!

Поскольку аул находился на большой высоте в глухих горах, нескольким его обитателям в этой суматохе удалось убежать в горы, укрыться поблизости, и они стали невольными свидетелями этого страшного преступления. Затем аул был вообще снесен с лица земли. Потом местные власти на вопросы о судьбе аула официально сообщали: «Населенного пункта Хайбах в Чечено-Ингушской АССР нет». Только с приходом к нам гласности удалось кое-что выяснить. Это выпало на долю С. Кашурко, руководителя поискового центра «Подвиг» Международного союза ветеранов войн и вооруженных сил. Он расследовал судьбы героев-чеченцев, павших в годы Великой Отечественной войны на фронте. И его поиск привел к аулу Хайбах. Кашурко встретился с первым секретарем обкома партии Д. Завгаевым. Вот несколько строк из интервью с Кашурко, опубликованном в газете «Известия» в марте 2004 года (по случаю 60-летия депортации народов Северного Кавказа):

«“– Дался вам этот Хайбах! – сказал мне Доку Завгаев, первый секретарь Грозненского обкома. – Ну, был до войны. А в войну не стало.

Я настаивал: нужно найти родственников героя. Он долго уходил от разговора, но все же признал:

– Люди сгорели при депортации.

– Как же так? Человек за родину жизнь положил, а его родных – сожгли?

– Не кипятитесь! – осадил меня Завгаев. – Был указ Сталина. Об этой истории говорить и писать запрещено…”

– И что вы сделали?

– Вернулся в Москву, чтобы найти архивные материалы. Документы специальной комиссии ЦК КПСС хранились у заведующего общим отделом ЦК. Пришлось обращаться к Горбачеву. Он дал разрешение. Я вновь приехал в Грозный – и в гостиницу потянулись люди. Умоляли не отступать: “На руках тебя понесем в Хайбах!” (Были взорваны все дороги в запретную зону). Председатель чечено-ингушского Совмина Сергей Беков предложил создать чрезвычайную комиссию по расследованию геноцида в Хайбахе. Председателем избрали меня.

– Что вы увидели в Хайбахе?

– Родовую башню, обгоревшие столбы конюшни. И стариков-чеченцев – они добирались туда двое суток… Людей прорвало. Говорили о сгоревших матерях, женах, отцах, дедах…

– Что было дальше?

– Через неделю прокурор Урус-Мартановского района Руслан Цакаев возбудил уголовное дело № 90610010. Следствие тянулось три года. В конце концов расследование было поручено военной прокуратуре Грозненского гарнизона, затем передано в Ростов-на-Дону… Но довести его до конца так и не удалось, судебно-правовая оценка этого тягчайшего преступления так и не была дана, преступники остались неназванными и безнаказанными».

Все это настолько страшно, настолько удручает и возмущает, что, пожалуй, не помешает еще одно свидетельство. Известный писатель Анатолий Приставкин пишет в газете «Известия»:

«О том, что я пережил, попав в самое пекло событий февраля 1944 года, когда изгоняли с родной земли чеченцев, ингушей и другие народы, написано в повести “Ночевала тучка золотая”. Не буду повторяться. Приведу телеграммы главного палача тех времен – Берии.

22 февраля 1944 года: “Товарищу Сталину. Выселение начинается с рассвета 23 февраля с. г. Предполагается оцепить районы, воспрепятствовать выходу населения за территорию населенных пунктов. Население будет приглашено на сход, часть схода будет отпущена для сбора вещей, а остальная часть будет разоружена и доставлена к месту погрузки…”

24 февраля Берия докладывает: выпал обильный снег, есть затруднения в перевозке людей. Но в докладе не указано, что из-за этого расстреляны семь тысяч человек…

Еще один документ, появившийся спустя четыре года: “Немцы, калмыки, ингуши, чеченцы, финны, латыши и другие народы переселены в предоставленные районы НАВЕЧНО, а выезд с мест переселения без особого разрешения органов МВД карается каторжными работами до 20 лет…”»

Далее Приставкин сообщает, что такой участи у нас подверглись представители двенадцати национальностей, всего – 3 миллиона 333 тысячи человек. Затем писатель продолжает:

«А вот уже о тех, кто исполнял приказ Сталина: “за образцовое выполнение специальных заданий” ордена Суворова 1-й степени удостоены Берия, Кобулов, Круглов, Меркулов, Абакумов, Серов и еще 33 военачальника”. Стоит напомнить, что орден Суворова давали лишь за “полководческие заслуги”. Такой орден “за полководческие заслуги” получил и комиссар госбезопасности Гвишиани, лично отдавший приказ сжечь живых людей в Хайбахе. Еще около тысячи человек были награждены боевыми орденами и медалями».

Наш паровоз, вперед лети!

В коммуне остановка.

Иного нет у нас пути,

У нас в руках винтовка…

Так пели у нас после Октября 1917 года, устремившись вперед – к мировой революции! И вдруг оказалось, что «наш паровоз» тащит за собой эшелоны начальника конвойных войск НКВД генерала Бочкина… А конвоиры с винтовками окружили не только эти бесконечные эшелоны, не только необъятный ГУЛАГ, но и каждого из нас…

У нас почему-то редко вспоминают о том, что Октябрьская революция произошла в стране, которая являла собой многонациональную империю, нерусские народы в ней составляли почти 57 процентов населения. Национальный вопрос в России был одной из самых сложных и трудно разрешимых проблем. А большевики в два счета ее решили, объявили как уже свершившийся факт торжество дружбы советских народов. Иначе, мол, и быть не могло, ведь они все вместе под руководством коммунистической партии двинулись к одной цели – мировой революции. И дошли, как видим, на этом пути до горного аула Хайбах…

Как только у нас в середине 80-х годов прошлого века появились первые признаки гласности, так вся эта «дружба народов» затрещала по швам, шитым гнилыми белыми нитками убогой большевистской пропаганды. И сразу всплыли на поверхность насилие и ложь, на которых была основана эта «дружба». Иначе и быть не могло. А. Солженицын в своей Нобелевской лекции справедливо заметил: «Насилие не живет одно и не способно жить одно: оно непременно сплетено с ложью. Между ними самая родственная, самая природная глубокая связь: насилию нечем прикрыться, кроме лжи, а лжи нечем удержаться, кроме как насилием. Всякий, кто однажды провозгласил насилие своим методом, неумолимо должен избрать ложь своим принципом».