Татьяна Ануфриенко - Так начиналась Мещура 

А Коля не знал, что с этим добром делать. Сразу проглотить — жалко, хотя искушение было огромным. Он с упоением нюхал драгоценную шаньгу, откусывая от неё понемногу, вернее, всасывал её, чтобы растянуть удовольствие. И всё равно шаньга быстро закончилась. Коля вздохнул, но долго ещё наслаждался послевкусием и запомнившимся запахом. Сейчас он бы съел их три, пять, нет, десять штук. Ел бы и ел…

И Ванятка с удовольствием чмокал своё угощение, не мигая, глядел на маму.

К трёхлетнему Серёже и его старшей сестре Тамаре подошёл коми мальчик и протянул им две картофелины в мундире, запечённые в печи. Серёжа жадно схватил своё угощение, Тамара осторожно взяла своё.

— Что надо сказать? — напомнила их мама Шура.

— Спасибо. Спасибо, — дружно ответили ребята.

Съели картошку без соли. Очень вкусная. А вот о маме они и не подумали. Да она и не взяла бы, отказалась. «Голод не тётка», — оправдала она своих детей.

Угостили местные жители и больную, лежавшую на песке Марфу, и старого деда Архипа, и ещё, кого смогли — деток и больных. Они и рады были бы всех накормить, да сами вдоволь ли едят. У многих на постое такие же раскулаченные.

Среди подошедших к новоприбывшим были и русские. Разговорились. Оказывается, это село Турья, и здесь живут несколько семей спецпереселенцев. Их привезли ещё зимой, расселили по местным домам. Весной, как спала вода в реке, мужчин отправили куда-то дальше, вверх по реке — что-то там строить. Остальные здесь живут, ждут своей очереди.

Подъехал комендант. На телеге — мешок с нарезанным хлебом. По списку начал раздавать хлеб, заодно и сверял прибывших.

— Так, ночуем здесь, я уже сказал. Через день-два отправляемся дальше. Не своевольничать, не лазить по селу. Всем ясно? Охранники будут приглядывать.

Сел на телегу и уехал.

Костры никто не жёг. Расположились кто как мог. Оказывается, ещё не прибыли на место. Ещё куда-то…

А «куда-то» — это вверх по Выми, затем по Ёлве. Около сотни километров. И идти им предстояло пешком, по охотничьим тропам, по берегам рек, по бездорожью целых шесть суток.

Рядом с Турьей прожили полторы суток. Прибыла ещё одна баржа с людьми. И их тот же комендант Николай Петрович расположил на берегу.

К вечеру комендант снова появился на берегу, медленно обошёл всю огромную толпу людей, тыкая пальцем: «Остаться, остаться…» Отбирал грудных детей, больных людей и глубоких стариков. Но остаться согласились не все — не хотели расставаться с семьями. Никто не знал, что их ждёт, а вместе вроде и легче, и спокойнее.

Клава с отцом не захотели оставлять больную Марфу. Может, и схоронят, да сами, а не чужие. И Мария не захотела оставаться с детьми. Вдруг муж Владимир объявится, а, может, уже и поджидает где. Может, пока она с детьми по пересылочным пунктам маялась, он выздоровел, и его отправили по назначению. Этой верой и жила.

Прибытие спецпереселенцев

И Нина с Кириллом не захотели разлучаться. Решили вместе идти с больным ребёнком. Будь что будет.

Человек пятьдесят набралось таких, что остались в Турье.

А рано утром 17 июля 1930 года все собрались в путь — и те, кто прибыл на двух баржах, и те, кто с зимы ждал своей участи. Некоторые идти не хотели, сопротивлялись или прикидывались тяжело больными, но глаз коменданта безошибочно определял, где больной, а где симулянт. Самых скандальных арестовали и отправили под конвоем в Усть-Сысольск.

Как бы то ни было, а 400 человек отправились пешком из Турьи. По реке на лодках везли груз и больных. Туда попали Марфа, Нина с Егоркой и ещё человек пять. Было двадцать лодок и восемьдесят человек, сопровождавших их. Против течения гружёные лодки поднимать трудно.

Впереди во главе пешей колонны шёл проводник, житель деревни Кони Николай Иванович Куштысев. Будучи охотником, он знал эти места. И сенокосные угодья его были как раз на берегу Ёлвы. Николай Иванович вёл под уздцы лошадь. Замыкал колонну, тоже с лошадью в поводу, комендант. Сбоку от колонны шли два охранника. Грудных детей было мало, матери привязали их к себе, иначе никакие руки не выдержали бы.

Вначале шли бодренько, силы ещё были, да и солнышко не припекало. Одно было тяжко — изнуряли ненасытные комары. Сначала люди отмахивались от них, как могли, а потом перестали обращать внимание. Многие от укусов уже опухли, всё тело горело и чесалось. Только под палящим солнцем комаров не было, но зной отнимал последние силы.

Ближе к обеденному часу подошли к реке, к песчаной косе, расположились на отдых. Люди, побросав нехитрую поклажу, кинулись к воде. Кто пил, кто умывался, а кто прямо в одежде ложился в воду. Немного набрались сил.

Подошли лодки. Комендант вытащил один из мешков. Там были заготовленные заранее сухари. Раздал всем по списку. Эти сухари путники размачивали тут же, в воде, и ели. Больше ничего не было.

Отдохнув, двинулись дальше. Шли уже медленно, силы были не те, что утром. Время от времени раздавался плач ребёнка. Дети постарше шли молча, не хныкали. Всем было одинаково тяжело.

К вечеру они опять вышли к реке. Снова — вода, снова — лёгкий отдых, снова на ужин — сухари по списку. Но сухари были розданы не все. Людей недосчитались. Та-ак, умерших по дороге не было, значит, сбежали? И охрана не заметила? А что, и охранники тоже шли пешком, тоже смотрели себе под ноги, чтобы не споткнуться, тоже устали. Мало ли кто по нужде в сторону отошёл. И не вернулся…

Клава кинулась к лодке, где лежала Марфа:

— Матушка, как вы тут?

— А что я? Я как королевишна. Лежи себе, — пыталась пошутить мама, — вам-то с батей каково?

— Да мы ничего, мы, как все. Держитесь, матушка.

Третий переход в этот день был короче. Усталые люди шли медленно, многие были босиком или в ветхой, истоптанной обуви, чаще стали спотыкаться, падать. Дети плакали, их не утешали.

Остановились у реки. Лодки уже поджидали колонну. Расположились спать кто как мог. Настолько все измучились, что уснули, не обращая внимания на комаров.

Раным-рано комендант всех поднял, и — в путь. На этот раз комендант позволил взять в лодки ещё нескольких мальцов. На каждом переходе малолетние пассажиры менялись. И то слава Богу! И то облегчение.

Ближе к вечеру второго дня подошли к деревне. Она была на другом берегу. Там уже были причалены лодки, сопровождавшие колонну. При виде вышедших из леса людей с противоположного берега отошли несколько свободных лодок.

— Внимание всем, — крикнул комендант, — сейчас переправимся в деревню Ёлдино, не расходиться. Отдыхаем на берегу. По домам не разбредаться. Кто хочет — можно вплавь. Остальных перевезут. Здесь и отдохнём. Никуда сегодня больше не пойдём.