Сергей Носов - Книга о Петербурге

Ну, с этим вроде бы просто. Понятно, что «город Ленина» — тавтологический парафраз официального имени Ленинград, аналогичный «граду Петрову», только чуть проще: «град Петров» — это однозначно город своего основателя, тогда как в названии «Санкт-Петербург», не исключающем двоякого толкования, все же изначально заключено имя небесного покровителя города, — а что Ленин? — он един, двух Лениных не было, «Ленин всегда с тобой» — и в «городе Ленина», и в «Ленинграде». Никакой двойственности.

На самом деле человек, известный как Ленин, здесь в общей сложности жил недолго — пять лет с хвостиком. Лев Данилкин в книге о Ленине, касаясь конспиративных увлечений своего героя, между прочим замечает: «Ленин, по-видимому, не был особо привязан к этому городу — но кажется очень „питерским“ типом». Пожалуй что да. Метафизикой Петербурга он точно не интересовался. Петроград представлял для него интерес практический — как место приложения собственной теории о революционной ситуации и прочих концепций.

Последний раз Ленин покинул город, звавшийся Санкт-Петербургом, в 1906-м; в апреле 1917-го вернулся уже в Петроград. Город был второй день Ленинградом, когда 27 января 1924 года Ленина хоронили в Москве.

Точное число памятников Ленину, установленных в «граде Петровом», никому не известно, по округленным оценкам, всего было более восьмидесяти, сейчас осталось около сорока, включая ведомственные. Мемориальных досок, посвященных Ленину, на контрольный 1999 год, когда был издан авторитетный справочник «Мемориальные доски Санкт-Петербурга», сохранилось 119, включая доску памяти спуска на воду первого атомного ледокола «Ленин». В справочнике «Ленин в Петербурге—Петрограде», изданном в 1980 году, указано 275 ленинских адресов. Утверждение «Здесь каждый камень Ленина знает», вообще-то, не так далеко от истины — во всяком случае, гораздо ближе к ней, чем всем известное «не каждая птица долетит до середины Днепра».

Революция. Голод. Гражданская война. Массовый исход из города. Массовая эмиграция. С 1917-го по 1920-й население Петрограда сократилось втрое (!), было достигнуто «дно». Далее начинается медленный рост населения. К моменту смерти Ленина рост компенсировал убыль где-то на четверть — за счет приезжих, лояльных к советской власти, и победителей, вернувшихся с Гражданской войны.

Кто советскую власть не принял, те в основном уехали.

Потеря населения Петрограда за семь лет на день смерти Ленина в Горках составляла около миллиона человек. Не знаю, каким этот отбор надо назвать — естественным или искусственным, но город преимущественно был населен теми, кто смерть Ленина переживал как личную трагедию. Нам даже трудно представить массовую экзальтацию, вызванную смертью Ленина, — всю глубину коллективного горя.

«А знаешь, тетя, вчера дядя Петя пришел с собрания, упал головой на стол и плакал, плакал все об дяде Ленине». — «Мой папа плакал, а он ему чужой». — «Моя мама плачет по Ленину. Плохо теперь будет».

Это все из брошюры «Дети дошкольники о Ленине», выпущенной в 1924 году (в наше время ее переиздал Михаил Сапега в своем издательстве «Красный матрос»). В течение пяти дней по смерти Ленина взрослые фиксировали подлинные, «в неприкосновенности», разговоры и игры детей в шестнадцати дошкольных учреждениях Москвы. Удивительный документ. В эти дни «интересы детей» были «отданы исключительно Ленину», отмечают составители сборника. Дети были предоставлены самим себе, — и чем они занимались? Они играли в смерть и похороны вождя, или, как сказано, «в Ленина». Например, изобретали такое: «Ящик — гроб носят по комнате и поют: „Мы жертвою пали“ и Интернационал». Или вот: «Ящик ставят на рояль. Коля встает у рояля, на руке полоска из черной бумаги, в руке ружье. Остальные становятся друг за другом и, подходя к гробу, низко кланяются». Диалог: «Ты Вася — Калинин, Миша — Каменев, а я — Троцкий, у меня повязка на руке. — А девчонки зачем? — замечает Валя. — Пускай. Это — жена и сестра Ленина». Игра на воздухе: «Около сарая — Дом Союзов, туда и направляется процессия. Затем становятся друг за другом и молча проходят мимо салазок, на которых лежит Коля». Или вот: «Все аплодируют. Гроб ставят под рояль, который изображает склеп. У стены становятся красноармейцы. — А теперь пойдем в клуб, там я буду говорить про Ленина, — говорит Толя». «Володя ложится на стулья. — Это Ленин умер, — говорит Валек, — а мы будем часовые». Другая игра: «…положили мальчика на стол, накрыли простыней и пели: „Вперед, заре навстречу“».

Игры несколько однообразны, но все равно хочется цитировать и цитировать. Вот еще одна цитата, последняя:

«15 человек детей стояли в большой комнате, изображая рабочих. В другой комнате дети положили Витю 4-х лет на два маленьких столика, накрыли его черным платком, а около головы поставили портрет Ленина. Дверь открылась, и везут гроб с пением: „Вы жертвою пали“. Некоторые мальчики изображали музыкантов. Взяли скамейки и в такт ударяли по ним кубиками. „Рабочие делегатки“ пошли за гробом, опустив головы. Нюша и Маня, опустив головы, идут за гробом. „Как жалко“, — сказала Нюша. — „И мне тоже. Как мы теперь будем жить без него?“ Так они ходили минут пять, а потом поставили гроб у старшей группы. Витя говорит: „Я не хочу больше лежать, я лучше буду рабочим“. Другой мальчик ложится вместо него. Наконец Валя вошел к ним и говорит: „Прошу порядок. А кто посмотрел, не мешайтесь и выходите“. Дети подходили к гробу парами. Когда все дети прошли, игра закончилась».

Это Москва. Там Дом Союзов. Круглосуточные прощания с телом — бесконечные очереди на морозе. Число петроградцев, делегированных на похороны в Москву, измерялось, по-видимому, пятизначным числом. «Красный Петроград», так и не обретший тела вождя, скорбел по-своему. А 26 января он перестал быть Петроградом.

Даже если допустить, что инициатива переименования принадлежала одному лишь Зиновьеву, председателю Петросовета, не стоит сомневаться, что город это массово поддержал.

Петра многие — в первую очередь старообрядцы — считали Антихристом.

Тема «Ленин — Антихрист», безусловно, тоже находила своих ревнителей, но если и была она популярна не столь широко, как в случае с Петром, то лишь по причине ослабления религиозного напряжения в целом.

Интереснее другое. Ленин в атеистических представлениях «советского человека» как-то исподволь занял место, предустановленное вроде бы для Другого, не для него, — благо «советский человек» не склонен к рефлексии, а потому нам сейчас не важны декорации эпохи — будь то НЭП или «поздний застой». Не так даже важно, насколько этот «советский человек» реален, — представим, что он идеальное воплощение формулы «советский человек»… Ну так что ему Ленин?