Элизабет Револь - Жить! Моя трагедия на Нангапарбат

– Эли, я больше не могу. Я должен остановиться. Мне нужно отдохнуть.

Я понимаю, что должна что-то придумать. Сейчас все не так, как в 2015 году, когда мне удалось вытащить Томека из трещины и спустить с горы. Томек настолько обессилен, что больше не может идти. Он почти не говорит, дышит с трудом, изо рта идет кровь, стекает на бороду и одежду. Его ноги и руки очень болят. Он достиг предела своих возможностей.

– Ладно, Том. Я поищу укрытие. Тут мы на самом ветру, слишком холодно. Нужно спрятаться. Но сначала мы должны перебраться через эту ледяную стенку. За ней я что-нибудь найду, обещаю.

Я знаю, что прошу его сделать нечеловеческое усилие.

Медленно поднимаю его. Он пошатывается, теряет равновесие. Кажется, что он отключается, погружается в страдание, смиряется с происходящим. Почти ни на что не реагирует. Обхватив его руками, я поддерживаю его, снова и снова объясняю, что делать.

– Том, я буду сзади. Ты должен сделать три шага. Я буду подталкивать тебя. Не волнуйся, я тебя удержу.

Я поворачиваю его лицом к стенке. Поднимаю его левую ногу, ставлю на ступеньку.

– Том, перенеси вес на левую ногу, я помогу тебе подняться. Раз, два, три, начали!

Том делает шаг на ступеньку, а я успеваю подпереть плечом его зад.

– Переноси вес вперед, Том! Переноси вес!

Он делает это, разгружая мое плечо. Теперь я могу поднять его правую ногу, поставить на вторую ступеньку.

– Давай, Том! Опирайся на правую ногу. Опирайся, Том! На правую ногу!

Он упирается локтями в снег, обе ноги на ступеньках.

– Том, переноси вес направо! Направо, Том!

У него не получается.

– Том, двигайся вперед этой стороной тела. Чувствуешь мою руку? Подними ногу, которой я касаюсь.

Дело пошло, мне удалось обхватить его ногу и поднять на последнюю ступеньку. Последний шаг самый простой. Наклон стены сам заставляет согнуть правое колено и упереться в снег чуть выше. Я помогаю Тому, подталкиваю в спину. Теперь он стоит на коленях, оседает на снег, задыхается, стонет. Я лихорадочно двигаюсь, разминаю ноги и руки, чтобы согреться. Мне так холодно. Мои ноги в плену фольги, которой я не должна была их обматывать, заледенели!

Тридцать метров, на которые нам теперь предстоит спуститься, пройти будет гораздо легче. Томек сможет сделать это сам, а я пойду вперед на разведку. Я снова пристегиваю его к веревке, объясняю наши дальнейшие действия.

– Том, я посмотрю, что там внизу. Ты можешь спускаться, участок ровный. Никаких изгибов. Веревка хорошо натянута. Держись за нее, иди по ней.

Из его рта доносится звук. Это ни «да», ни «нет», ни «о’кей». Просто звук.

Я спускаюсь, осматриваю несколько трещин, но они нам не подходят. Продолжаю спускаться и примерно в ста метрах ниже обнаруживаю трещину, в которую мы вполне можем забраться, она обращена в сторону Диамирского ущелья. Я осматриваю ее и вижу внутри что-то вроде небольшой пещеры, в которую можно забиться. Я поднимаюсь за Томеком. Он сидит на снегу, без сил, сложив руки на груди, уткнувшись головой в согнутые ноги. Не знаю, сколько он так просидел без движения. Я поднимаю его, поддерживаю. Он пошатывается, но идет. Слава богу!

Я спускаю его в трещину, поддерживая под руки. Но он слишком тяжелый, а я слишком маленькая, мне не хватает сил, чтобы удержать его. Он выскальзывает из моих рук, и я ничего не могу сделать. Он падает! К счастью, тут невысоко – полтора метра, не больше. Снег смягчает падение. Томек лежит на спине на плоском выступе, не соскальзывая дальше, к черному провалу. Я спускаюсь к нему, поднимаю на ноги. Снимаю свой маленький рюкзак, кладу на землю, и мы садимся на него. Наконец мы укрылись от ветра. Том валится на бок, на мое колено. Я прикрываю его спину, согнув другую ногу. Его голова лежит на моем бедре.

Он молчит, его бьет дрожь. Я обнимаю его, говорю с ним, но он не отвечает. Его глаза закрыты, и я оставляю его в покое. Ему нужно отдохнуть. Он совсем выбился из сил. Так и сижу, обхватив его руками. Сейчас примерно 4 часа утра. Мы на высоте 7282 метра. Через некоторое время я чувствую, что мы начинаем согреваться. Слышу только прерывистое дыхание Томека и шум ветра, который не залетает в трещину. Я знаю, время поджимает, каждая минута на счету. Спасение для Томека может прийти только с неба. Он истратил последние силы, чтобы спуститься сюда, у него обморожены лицо, руки и ноги. Выражение его лица пугает меня. Он давно исчерпал все свои ресурсы. Положение очень тяжелое.

Той ночью я видела одно из самых пугающих и трогательных проявлений храбрости и упорства, на какие только способен человек в борьбе за жизнь.

Я задыхаюсь в этой трещине. Ноги, на которые навалился Том, затекли, я почти их не чувствую. Я хочу выбраться отсюда. Укладываю Томека на рюкзак, поправляю капюшон на его голове, вокруг израненного лица. Поднимаюсь наверх, сажусь на снежный борт. Включаю коммуникатор и вижу новое сообщение от мужа. Его слова глубоко меня трогают. Еще есть сообщение от Анны, слова поддержки: «Томек выживет. Делай для него все, что можешь, я верю в него, в тебя, в вас обоих» . И еще: «Все будет хорошо, Эли. Помощь и вертолеты будут». «Эли, все будет в порядке. Пожалуйста, помоги ему! У вас есть лекарства?» Я отвечаю: «Лекарства есть. Использовали дексам. И еще другое лекарство. Но было бы прекрасно, если бы завтра за ним прилетели». «Анна, я делаю для него все возможное. Мой друг организует помощь» .

Снова Анна: «Спасибо. Мы тоже. Что я могу сделать?» . И еще: «С Томеком все будет хорошо, не волнуйся. Он будет в порядке. Он выживет. Я верю в Тома, в тебя, в вас обоих».

«Спасибо, Анна. Я передам Тому твои слова».

Сообщения от Людовика о том, как идет подготовка:

«Вертолет между 10 и 11 часами. Спуститесь как можно ниже. Думаем о тебе. С любовью. Ешь, пей, двигайся».

«Пытаемся организовать помощь с земли + посольство, армия, вертолет. Ты не одна. Иди вниз».

Я лежу на снежном уступе ниже входа в трещину, прямо под Томеком. Ночь всем своим весом навалилась на гору. Я смотрю на небо, мысленно поднимаюсь к звездам, которые так притягивают меня. Холодно. Пронизывающий ветер хлещет по лицу, морозит щеки, даже мысли и чувства заледенели. Я больше не могу видеть лицо Томека, его обмороженный нос, кровь, текущую изо рта. Я должна побыть одна и подумать. Как ему помочь? В каком состоянии он будет через несколько часов? Очень сложно провести спасательную операцию на такой высоте, особенно учитывая, что нас тут двое. Одна я ничего не боюсь, но что если Том не сможет больше идти? Меня охватывает отчаяние.

Я слишком нервничаю и всю ночь не могу заснуть. Тревога и напряжение нарастают, мысли путаются. Ледяной ветер будто режет меня на куски. Осколки льда летят в лицо, повсюду снег.