Элизабет Револь - Жить! Моя трагедия на Нангапарбат

Проходят минуты, часы. Я потеряла счет времени. Не понимаю, летит оно или плетется. Я зла на себя. Не понимаю, в каком порядке пришли сообщения Людовика, которые я перечитываю.

«Альпинисты с К2 прилетят на 1-м вертолете. На всякий случай. 2-й вертолет заберет вас. Пришли координаты». «Пытаемся организовать спасоперацию с земли + посольство, армия, вертолеты».

Я сухо отвечаю: «Супер. Дико мерзнем. Я на краю трещины. Рискую получить обморожение. Завтра отправлю тебе мои GPS-координаты». 5:30 утра. Выключаю коммуникатор.

Замечаю, что начинает рассветать. Тень Нангапарбат вырисовывается на пике Ганало. Горизонт розовеет, вершины сверкают на солнце, звезды бледнеют. Потрясающее зрелище. Восход пробуждает мое заледеневшее, онемевшее тело. Я хлопаю себя по бедрам, энергично растираю мышцы.

26 января 2018 года

Начинается новый день. Пока помощь не пришла, я должна позаботиться о Томеке. Ему холодно, он хочет пить. Я должна пойти в Четвертый лагерь и принести оттуда горелку, матрас, палатку, спальник. Я снова спускаюсь в трещину. Томек дремлет.

– Том, Анна думает о тебе. Все ее мысли с тобой. Она верит в тебя. Шлет тебе свою любовь, тепло и поддержку. Ты не один, Том, она с тобой, рядом. Людовик, Анна, Жан-Кристоф делают все возможное, чтобы вытащить нас отсюда.

Я рассказываю ему о том, что предпринимается для нашего спасения.

Но сообщения, которые я получила, очень расплывчаты. Трудно понять, как идет подготовка спасательной операции. В час ночи Людовик написал, что вертолеты вылетят в 10 или 11 часов утра. «Спустись как можно ниже», – добавил он. А через два часа написал, что помощь будет и с земли тоже, и опять сказал, что я должна спускаться. Около 5 часов утра он упомянул о спасателях с K2…

Я снова обращаюсь к Томеку:

– Я пойду в наш лагерь, принесу спальники, еду и горелку. Помощь будет. Анна любит тебя и думает о тебе.

Он коротко отвечает:

– Да.

Я спрашиваю, не слишком ли он замерз.

– Нет, – отвечает он.

Оставлять его одного рискованно, но я должна сходить за вещами, которые необходимы, чтобы защитить его, помочь ему.

Я вылезаю из трещины. Иду по бескрайнему плато Бажин, покрытому гигантскими двухкилометровыми трещинами, ищу Четвертый лагерь. Два дня назад, 24 января, когда мы его ставили, была метель, и я не смогла запомнить никаких ориентиров. Мы не отметили расположение лагеря, потому что планировали вернуться по своим следам. Пройдя несколько сотен метров, я резко оборачиваюсь. Трещина! Я не отметила трещину, в которой оставила Томека. Не воткнула палку у входа в нее! Как я могла сделать такую глупость? Я погрузилась в свои мысли и забыла об одном из главных правил. Я смотрю на пройденный мной отрезок пути. Вижу следы своих шипов на снегу, которые тянутся до того места, откуда я стартовала. Вижу веревку. Отлично, вот веревка, а трещина ниже, метрах в пяти. Я уверена, что вижу вход в нее, его ни с чем не спутать. Старательно запоминаю вид. Уф!

Иду дальше. Больше двух часов провожу в поисках, осматриваю каждую трещину, кидаюсь из стороны в сторону. Все напрасно. Я на той самой высоте, где был наш лагерь, но вокруг столько похожих входов, сотни таких же трещин, как та, в которой мы ночевали накануне. Почему мы не оставили ориентир! Я должна вернуться, Томек слишком долго один.

Я блуждаю по плато. Чувствую себя опустошенной, уничтоженной; в шоке от того, что произошло на вершине и после, подавленная состоянием Томека. Не могу забыть его ужасные руки и лицо. Мой горный инстинкт отключается, я не могу сосредоточиться. Обычно в горах моя голова работает как GPS-навигатор. Я всегда запоминаю пройденный маршрут и могу вернуться по следам. Этот механизм никогда не давал сбоев. Я не сбивалась с пути даже в тумане. Никогда. Но сегодня я не могу отключиться, сосредоточиться на поисках. Мои мысли все время возвращаются к Томеку.

Я где-то рядом с нашим Четвертым лагерем, но не могу его найти. Продолжаю искать, то поднимаясь выше, то спускаясь ниже, постоянно расширяя круги.

10:00. Сообщение от Людовика: «Ты в палатке ? Как ты, как Томек? Может быть, нужно будет немного спуститься к вертолету ».

В отчаянии и ярости на себя из-за того, что не могу найти лагерь, предпринимаю еще одну попытку. Я поднимусь на вершину гребня, на то место, куда мы пришли из Третьего лагеря. Так будет проще найти вход в трещину, где осталась наша палатка. Ориентируюсь на высоту Четвертого лагеря – на отметку 7300 метров, постоянно сверяясь с коммуникатором ИнРич. Так я прохожу примерно два километра по ледяному плато. Я говорю «плато», но оно совсем не ровное. Его наклон на этой высоте примерно 30 градусов. Когда до входа в очередную трещину остается метров пятьдесят, я снова и снова говорю себе: вот оно! Но это только иллюзии, и на смену им каждый раз приходит разочарование. Однако на этот раз я уверена: форма трещины, окрестности – все как было там! И вот я у входа, но он завален. Это не наша трещина! В этот момент Людовик просит обновить мои GPS-координаты, чтобы передать их спасателям. 7386 метров. Я выполняю его просьбу.

Я ругаю себя. Это единственный лагерь на всем маршруте, который находится в трещине. Единственный! В нем мы смогли провести ночь не в таких ужасных условиях, естественное укрытие защищало нас от ветра и холода. Я хожу по кругу, нервничаю, просто схожу с ума. Задыхаюсь от усилий.

Нужно вернуться туда, где я оставила Томека. Я слишком надолго бросила его одного. По дороге я обмениваюсь сообщениями с Людовиком и Жан-Кристофом.

Я возвращаюсь к трещине, где лежит Томек. Обновляю информацию о нашем местоположении, чтобы Людовик точно знал, где находится наше временное убежище: мы на высоте 7282 метров.

Снова спускаюсь к Томеку. Он говорит, что ему холодно. Кровотечение не остановилось. Его лицо изменилось, потрескавшаяся кожа промерзла, глаза остекленели. Он не похож на себя. Я вижу, что у него нет одной рукавицы, и он обернул руку каким-то куском прозрачного пластика. Не понимаю, что тут произошло и что он пытался сделать. Рука сжата в кулак, пальцы побелели. На другой руке рукавица, которую я ему дала, осталась. На бороде кровь, и на одежде тоже.

12:17. Я отправляю сообщение: «Томек в ужасном состоянии. Не может идти. Палатку не нашли, нужна срочная эвакуация».

И еще одно, в 12:44: «Ветер поднимается. У Томека сильное кровотечение + обморожение. Скоро начнется заражение. Высота 7273 м».

Достаю из рюкзака последнюю пару сменных перчаток. Натягиваю перчатку на голую руку Тома. Кусок пластика оставляю. Рука у него холодная и твердая. К счастью, мои перчатки большого размера, мне удается натянуть перчатку, не разжимая его окостеневшую руку. Где вторая рукавица? Но я не хочу приставать к нему с вопросами.