Элизабет Револь - Жить! Моя трагедия на Нангапарбат

Ему слишком холодно. Я должна вытащить его на солнце. Я собираюсь обрезать одну из веревок, которая висит прямо над нами. Но это трудно и занимает много времени. Я думаю о ночи, которую мы пережили. Восхождение на вершину. Бесконечный спуск в темноте, одна катастрофа за другой. Я пытаюсь решить свалившиеся нас проблемы, как математическое уравнение:

1. Я знаю, что вертолеты вылетели, но не знаю, когда они доберутся до нас.

2. Я знаю, что мы больше не одни. Жан-Кристоф, Людовик, Анна делают все, что только могут. Но я не знаю, какие трудности им приходится преодолевать.

3. Я знаю, что Людовик регулирует работу группы, которую собрал, и держит связь между Нангапарбат и Европой.

4. Какие у меня варианты? Начать спуск по маршруту Кинсхофера, которым на Нангапарбат обычно поднимаются. Это неизвестный и трудный маршрут, но без трещин, через которые нужно перебираться. Так я смогу дойти до Третьего лагеря. Дальше идти по голому льду одной, без поддержки, опасно. Еще я могу свернуть в сторону Диамирского ледника – это новый маршрут, который мы открыли 23 и 24 января. Это знакомый участок, по нему можно пройти в одиночку, но там много трещин и ненадежных ледяных мостов. Тут уйдет больше времени, чтобы спуститься до требуемой отметки, но если я пойду этим путем, у меня снова появится возможность найти Четвертый лагерь и все, что нужно Томеку, пока не придет помощь. И последний вариант: остаться с Томеком, заботиться о нем и поддерживать…

Я беспомощна. Я в ужасе. Теперь нам приходится разом расплачиваться за все незначительные решения и маленькие ошибки, которые, накопившись, привели к катастрофе. Есть ли еще надежда, что произойдет чудо? Действовать и надеяться – теперь это означает жить. Я думаю о Жан-Кристофе. Я обязана найти решение, придумать, как нам с Томеком вырваться отсюда, как покинуть гору, которая стала враждебной, суровой, холодной. Мы оба выберемся отсюда! Его заберут отсюда, завтра это останется всего лишь плохим воспоминанием. Я молюсь, чтобы помощь пришла как можно раньше, Том не может больше ждать. По крайней мере, погода хорошая, вертолетам ничто не помешает. А я? Что я должна делать? Могу ли я оставить его на несколько часов? Должна ли спускаться одна? Или лучше остаться и ждать вместе с ним? Не могу его бросить. Я разрываюсь, не знаю, что выбрать. Мое положение не безнадежно, и я не понимаю, почему Людовик говорит, что я должна спускаться одна!

Нарди, благодаря своему знанию Нангапарбат и множеству знакомых в Италии и Пакистане, сыграл главную роль в спасательной операции. В ней участвовало более тридцати человек, которые создали группу в WhatsApp, и семьдесят пять часов без перерыва провели перед экранами, звонили, собирали информацию, принимали решения, занимались организацией, вели переговоры, объясняли, как лучше поступить. Людовик, оставаясь во Франции, в Гапе, координировал их действия.

В феврале прошлого года на салоне ISPO [7]в Мюнхене я встретила одного итальянца, который сказал: «Мне так жаль, Эли. Я был одним из тех, кто приложил столько усилий, чтобы ты спустилась и была сегодня здесь. Я знаю, чем это закончилось для тебя, но мы должны были спасти тебя, убедить, что ты должна спуститься с этой горы».

Я спускаюсь в расщелину. Том совсем закоченел. Я осторожно растираю его бедра и спину. Боюсь сделать ему больно. Я привязываю его к концу веревки, которую смогла наконец отрубить краем своего ледоруба. Я поднимаю Тома выше, перекидываю веревку через вбитый в снег ледоруб, чтобы облегчить подъем, но снег недостаточно плотный, чтобы молоток держался и не соскальзывал. Нужно вырыть углубление, положить туда молоток плашмя, обвязать его петлей. Так получится надежная точка опоры. Я цепляю карабин к петле, пропускаю сквозь него веревку. Получается подобие лебедки с петлей для подъема грузов. Привязываю Томека к петле, чтобы начать вытаскивать его. Он не может подняться на ноги, стоит на коленях. Я попыталась распределить вес Томека, прежде чем поднимать его, но мне все равно еще очень тяжело. Я тяну изо всех сил, но у меня ничего не выходит. Нужно установить на веревке какой-то стопор. И вдруг я чувствую, что на одном из участков натяжение веревки немного ослабло. Том помогает мне! Он смог разгрузить веревку, упираясь коленями в ступеньки, которые я вырыла. Не знаю, сколько прошло – час, два? я потеряла счет времени – но мне удается вытащить Тома из расщелины. Я опускаю его на бок на освещенный солнцем заснеженный склон.

Помогаю ему принять удобное положение, поддерживаю его голову, чтобы ему легче было дышать, кладу ее себе на колени. Голос Томека тоже изменился, он стал хриплым, страшным – таким же, как в 2015 году, когда он сорвался в трещину. Он звучит так, будто доносится из другого мира. Томек хочет пить, мучительно пытается проглотить слюну. Воды у меня нет. Уже сутки прошли с тех пор, как мы допили все из своих бутылок – еще когда были у вершины. Я кладу Томеку в рот немного снега. Снег тает, но вода стекает с губ. Я снова кладу снег ему в рот. Все повторяется, и я прекращаю. Том не может глотать. Солнце становится ярким, излучение очень сильное, я загораживаю собой покрытое ссадинами лицо Тома. Я стою на коленях, положив руку ему на плечо.

Я говорю с ним. Пытаюсь поддержать, говорю о чем-то еще, кроме спасательной операции.

– Томек, ты поднялся на вершину Нангапарбат, это ведь была цель всей твоей жизни. Ты сможешь написать книгу, мы все тебе поможем. Анна поможет, и я тоже.

– Да.

В этом году мы много раз говорили об этой книге. Я должна была помочь ему написать главы, посвященные нашей с ним истории. Мы пообещали друг другу, что сделаем это. Он даже придумал название: «Czapkins Life», «Кепкина жизнь». «Czapkins» по-польски значит «кепка», такое у Томека было прозвище. Он всегда, в любую погоду носил кепку. «Life» – не одна жизнь, а все, которые он уже прожил. Маленький мальчик, живущий в лесу с бабушкой. Несчастный подросток в городе, среди бетона и асфальта. Взрослый, ставший наркоманом. Он прошел курс реабилитации в Польше, в центре Монар. Потом снова вернулся к наркотикам, и у него едва не случился передоз. После очередного курса реабилитации он вышел из клиники и во время путешествия в Индию открыл для себя Гималаи, начал ходить под парусом и женился на Джоанне, у них родилось двое детей – Макс и Тоня. Вместе с Мареком Клоновски Томек увлекся скалолазанием, и вскоре это стало для него больше, чем хобби. В 2008 году они вместе с Мареком почти за сорок дней покорили все самые большие ледники мира между Юконом и Аляской, совершили восхождение на гору Логан (5959 метров), самую высокую точку Канады. Затем в 2009 году он в одиночку поднялся на Хан-Тенгри (7010 метров) в горах Тянь-Шаня в Казахстане. Он уехал работать в Ирландию, вернулся в Польшу, встретил Анну. У них родилась дочь Зоя. Втроем они переехали в Ирландию. В 2010 году Томек открыл для себя Нангапарбат и его покровительницу, Богиню, которые стали особым предметом его духовных поисков. В декабре, перед самым вылетом в Исламабад, в интервью одному польскому изданию он признался: «Эта гора никогда не оставит меня в покое». Итальянскому журналисту он сказал, что, проведя на Нангапарбат шесть зим подряд, уже чувствует там себя как дома. Еще он говорил о странной связи, которая возникла между ним и этой горой, о желании довести этот проект до конца, о духовном росте, который для него важнее любых рекордов.