Марина Коренева - Переписка Стефана Цвейга с издательством «Время» 1925-1934

Издательство же, подбирая обрамление или соглашаясь на предложения Цвейга в этой части, руководствовалось совсем другими соображениями: Горький, известный покровитель начинающих писателей, был приглашен, чтобы представить читателю мало известного автора [27] См. статью К.М. Азадовского в настоящем сборнике. , Мазареель — потому что «революционный» и «левый», Луначарский — потому что влиятелен и к тому же опытен в представлении «буржуазных» писателей, которых он так умело критикует и хвалит, сохраняя нужный баланс, к тому же его участие позволяло надеяться на нейтрализацию Госиздата, с которым Луначарский был напрямую связан и по долгу службы, и по своей литературной работе. Чуть позже к участию в издании будет приглашен А.В. Десниций (1878-1958) для написания предисловий, игравших такую важную роль в советских изданиях, а при издании в 1931 г. тома, в котором публиковался роман-биография Жозефа Фуше, на помощь будет призван историк А.Е. Кудрявцев (1878-1941) для «правильной» интерпретации небезопасного материала, который помимо воли автора легко экстраполировался на советскую действительность. Этот том, вышедший уже после ареста И.В. Вольфсона, был, похоже, единственным проблемным томом с точки зрения цензурности: все, что касалось Французской революции, привлекало к себе особо пристальное внимание властей, тем более, что Цвейг в своей работе опирался на исследования Луи Мадлена (Louis Madelin,1871-1956), который, как считалось в Советском Союзе, оклеветал французскую революцию. И тем не менее после некоторых проволочек том вышел из печати, а через год, в 1932 г., был переиздан.

Цензурность или нецензурность были, конечно, важным критерием отбора, который все рецензенты, работавшие с издательством «Время», неизменно учитывали при оценке того или иного текста, предварительно фильтруя материал и заранее определяя потенциальную «проходимость» книги. Признание той или иной книги «нецензурной» на стадии первичной, внутрииздательской оценки, однако, еще не означало того, что ее невозможно будет издать. Для преодоления этого препятствия в репертуаре каждого советского издательства был испытанный набор средств: грамотное предисловие и «тактичный перевод», как назовет этот способ обработки текста начавший сотрудничать с издательством «Время» в 1929 г. П.К. Губер [28] См. Приложение № 16. . Правда, «тактичный перевод» можно было применить только к прозе. Когда издательство получило от Цвейга его книгу о Марселине Деборд-Вальмор, включавшую в себя и ее стихи, проникнутые религиозным духом, Н.Н. Шульговской в своей рецензии от 06.10.1927 г. с сожалением отметил: «Это не роман, где можно, не нарушая действия, выкинуть нецензурные подробности» [29] См. Приложение № 7. .

Впрочем, в случае с Цвейгом, вопросов, связанных с цензурностью, почти не возникало. Исключение составила только его упомянутая выше книга о Марселине Деборд-Вальмор. Н.Н. Шульговской, высоко оценивший достоинства книги, тем не менее считал, что ее публикация невозможна: «Она не подходит идеологически. Ее перевод явился бы у нас прямо вызовом. Это главная и непреоборимая причина» [30] Там же. . Несмотря на это ясное предостережение, издательство заказало вторую рецензию — В.А. Зоргенфрею, который в рецензии от 02.11.1927 высказался более оптимистично в отношении цензурности и предложил расширить состав тома, разбавив другими статьями, чтобы нецензурность текста не так бросалась в глаза [31] См. Приложение № 8. . Когда же два года спустя, в 1929 г., очередь, наконец, дошла до запланированного тома и материалы были уже в третий раз отправлены на рецензию для принятия окончательного решения, П.К. Губер, взявшийся за ее составление, и вовсе не обнаружил никакой нецензурности, признав книгу, при всех ее достоинствах, в целом бесполезной: «Если бы ее написал какой-нибудь Шмидт или Мюллер, о переводе не могло бы быть и речи. Но издательство "Время" выпускает в свет полное собрание сочинений Цвейга, а по сему…» [32] См. Приложение № 15. . В 1930 г. том благополучно вышел из печати — без каких бы то ни было спасительных предисловий или маскирующих добавлений.

В целом же авторы внутренних рецензий принимали во внимание в первую очередь художественные достоинства текста, а во вторую — потенциального читателя. Художественные достоинства текстов Цвейга часто не вызывали восторга у его двух постоянных рецензентов (Н.Н. Шульговского и В.А. Зоргенфрея), и они не особо церемонились в своих суждениях, отмечая сентиментальность, вычурность стиля, излишнюю аффектированность и т.д. При этом речь шла не об идеологической или идейной экспертизе, суждения выносили профессиональные литераторы, которые хотя и осторожничали, но все же руководствовались прежде всего собственным литературным вкусом, опытом и интересами дела — коммерческого проекта, рассчитанного на широкого читателя, ожидания которого они пытались угадать или оправдать. Они старались судить о Цвейге как профессионалы и, будучи таковыми, привлекали к обсуждению специалистов, если считали, что их собственной компетенции недостаточно. Так было в случае с очерком Цвейга о Толстом для шестого тома собрания, который был дан на рецензию Б.М. Эйхенбауму. Эйхенбаум не только дал «разгромный» отзыв на эту работу, но и счел необходимым высказать свое отрицательное мнение публично, в отдельной статье, помещенной в «Моем временнике» [33] Эйхенбаум Б.М. С. Цвейг о Толстом // Эйхенбаум Б.М. Мой временник. Л.: Издательство писателей в Ленинграде, 1929. С. 128-130. , что не помешало ему при подготовке тома к изданию принять участие в редактировании перевода П.С. Бернштейн, в котором произведены некоторые сокращения, явно по требованию Эйхенбаума, советовавшего еще в своей рецензии выкинуть отдельные главы — в соответствии со сложившейся традицией перевода в России, где переводчик, ввиду отсутствия каких бы то ни было обязательств перед автором, чувствовал себя совершенно свободным и часто брал на себя функции художественного редактора.

Внутренние рецензии, главная задача которых сводилась к тому, чтобы проинформировать коллег о содержании и дать общую оценку с точки зрения качества предлагаемого текста, носили в целом рекомендательный характер и не всегда принимались во внимание. Заявленное собрание должно было выходить, а материала часто просто не хватало: старые тексты уже все были пущены в дело, доставлять же новые Цвейг не успевал. Издательство делало ставку на новеллы, в которых была востребованная временем «любовь» и «пикантность», но их хватило только на первые четыре тома, а дальше выпускать было нечего. Однако даже в этой ситуации издательство, получив от Цвейга несколько легенд, которые не заполнили бы целого тома, все же отсеяло часть из них, поскольку они художественно не устраивали редакцию, и предпочло дополнить недостающий объем историческими миниатюрами, несколько изменив немецкое название цикла: «Звездные часы человечества» были трансформированы в «Роковые мгновения», что, вероятно, с точки зрения редакции больше соответствовало начавшему складываться литературному русскому образу Цвейга.