Владимир Орлов - Голгофа Христа-белоруса, или Судьба фильма на фоне эпохи

Хрущёв посылает туда... нет, не мясо и сгущёнку гегемону-пролетариату, а для успокоения трудящихся масс — членов президиума ЦК Ми­кояна, Кириленко, Полянского, идеолога Ильичёва. А одновременно войскам выдали боекомплект. 2 июня голодные и недовольные рабо­тяги были расстреляны из пулемёта, установленного на чердаке гор­кома партии. Убито 26 человек: обрубщики литья, токари, электрики, слесари, бригадир совхоза, повар — многие из них члены КПСС. Покой­ников развезли по ближайшим городам, тайно захоронили на разных кладбищах. 39 человек были ранены, 119 упрятали за решётку.

Теми же «боевыми» средствами подавляется восстание в Кенгирском концлагере: танками по баракам, где спали живые люди!.. И, как водилось у нас: подписка о неразглашении. В прессе, естественно, о том ни слова Сводки КГБ отмечали: листовки протеста, решительные проявления недовольства в крупных городах по всей стране, в том числе в Минске.

В декабре того же года Хрущёв в Манеже с истерикой разносит художе­ственную выставку. На последующих «воспитательно-направляющих» встречах с творческой интеллигенцией он хамит и окончательно ссо­рится, расходится с ней.

В северную деревню сослан «за тунеядство» Иосиф Бродский, буду­щий Нобелевский лауреат. Идеологи стали считать ошибкой публика­цию правдивых произведений Александра Яшина и другого будущего Нобелевского лауреата Александра Солженицына. Он прячется и пишет то на даче Ростроповича, то в «укрывище» — хатке в глухой деревне под Владимиром. Заносится в список «антисоветских элементов» писатель-фронтовик, лауреат Сталинской премии Виктор Некрасов, перестают печатать и его. В редакциях журналов и газет существуют негласные списки писателей, которых нельзя публиковать и вообще упоминать о них; списки постоянно пополняются.

СССР — единственная страна в мире, где Государственный гимн не имеет слов, где существует единственное в мире закрытое кладбище — Новодевичье, где процветает неведомое свету явление «самиздат»: там переписываются, распечатываются «Реквием» А. Ахматовой, «Ко­лымские рассказы» В. Шаламова, лагерные воспоминания Е. Гинзбург, Л. Разгона, Б. Можаева, преданые анафеме произведения А. Авторханова, Л. Троцкого, А. Орлова, романы В. Набокова, Е. Замятина, Б. Пиль­няка, И. Шмелёва, М. Булгакова, произведения писателей-эмигрантов, мемуары дочери Сталина Светланы; перезаписываются с магнитофона на магнитофон и расходятся по необъятной стране в тысячах копий песни А. Галича, В. Высоцкого: «Нам твердили: нельзя за флажки!» «Спасите наши души: мы бредим от удушья!»

***

И вот в эту «глухую пору листопада» — и выбрал же время! — Влади­мир Короткевич, закончив в Москве Высшие курсы сценаристов, при­носит на «Беларусьфильм» киносценарий. Там на 94 страницах рас­сказывалась история бродяги с батлейкой Юрася Братчика, которого верующий и доверчивый народ случайно принял за Христа-Спасителя, а босяков — за его апостолов.

В редакционном заключении на сценарий читаем: «Юрась в роли главы восстания борется за интересы народа против обмана церковни­ков». «Обман» заключался в утаивании хлеба от голодающего народа — это значит: церковники присвоили механизм распределения. Тема тре­бования хлеба и голодного бунта — основная в сценарии! Она сыграет в судьбе будущего фильма роковую роль. В Минске словно забыли, что со времени «голодного» восстания в Новочеркасске прошло всего три года. Идею народного восстания посчитали «революционной», — зна­чит, «проходимой». И сценарий приняли к производству.

Им заинтересовался молодой, но уже заявивший о себе мастер- сказочник кинорежиссёр Владимир Бычков. Сняв «Внимание! В городе волшебник!» и «Город мастеров», он решительно занял в отечественном кинематографе место, пустовавшее после ухода классиков жанра A. Роу и А. Птушко.

Бычков — а по-студийному «Бычкок», по созвучию с Хичкоком, — собрал на фильм компанию талантливых единомышленников: композитора-модерниста Олега Каравайчука, художников Евгения Иг­натьева и Шовката Абдусаламова, оператора Анатолия Заболоцкого, актёров Льва Дурова, Донатаса Баниониса, Любовь Румянцеву, Илью Рутберга, Павла Кормунина. У всех у них слава ещё впереди.

Беларуского киногероя Константина Заслонова сыграл В. Дружников, народного хитреца Нестерку артист Б. Тенин — оба уже до того извест­ные актёры. Но на «Беларусьфильме» дебютировали Олег Янковский в роли просветителя Скорины, Лев Дуров, сыгравший баламута-мудреца Братчика и Донатас Банионис в роли ксендза Босяцкого. Все трое — бу­дущие народные артисты СССР.

По творческой заявке Бычкова председатель сценарной коллегии на­родный писатель Беларуси Аркадий Кулешов назначил редактором фильма известного поэта и сценариста Максима Лужанина — режиссёр и редактор уже «сработались» на фильме «Город мастеров».

Вскоре им обоим предстоит «держать удары».

***

Работали весело, дружно, вдохновенно.

Текущие просмотры отснятого материала обещали необычно яркий фильм. «Следует заметить возросшее мастерство оператора Заболоц­кого. Весь материал изобразительно выдержан в единой манере: пре­обладают тонкие пастельные краски, прекрасно использован цвет... Вместе с режиссурой интересно решены комедийные сцены...» — так в одном из протоколов. Ради этого фильма Анатолий Заболоцкий от­казал Тенгизу Абуладзе снимать с ним фильм «Мольба».

Скоро того же Заболоцкого будут клеймить за те же «интересные ре­шения», «единую манеру» — и лишать премий.

С триумфом шёл на мировых экранах «Андрей Рублёв», добывая стране валюту. Но в родном отечестве фильм лежал на полке — невиди­мой, как пресловутые «закрома родины».

***

Охмелевшие от свободы при «оттепели» белорусские кинематогра­фисты-ровесники почти параллельно снимали фильмы, снискавшие славу национальному кинематографу: И. Добролюбов — «Ивана Мака­ровича» и «Иду искать», Р. Викторов — «Третью ракету» по В. Быкову, B. Рубинчик — «Могилу льва», В. Туров — «Через кладжбище» и «Я ро­дом из детства», В. Четвериков — «Руины стреляют», В. Никифоров — «Берег принцессы Люськи», Б. Степанов — «Альпийскую балладу» тоже по В. Быкову, Ю. Цветков — «Весеннюю сказку» по А. Островскому... Ни­когда позже студия не достигнет таких вершин.

Правда, настораживало зловещее замечание Хрущёва на 4-й встрече идеологов страны с творческой интеллигенцией: «Вы что, думаете, мы арестовывать разучились?»

И когда Никиту, наконец, сместили, творцы возрадовались концу времени «волюнтаризма», не осмысливая ещё, что и в последующую эпоху — «застоя», «стагнации» — будут, как всегда в СССР, запрещать фильмы, картины, книги, скульптуру, даже песенки.

Идеологический «климат» в стране катастрофически холодал.