Коллектив авторов - Война после войны

Свою партию он отыграл. Операция по его устранению продолжалась не один год. На авось действовать было нельзя, чтобы не начинать всё сначала. И еще: при облаве на волка никогда не знаешь, на кого в конечном счете он выскочит — на главного снайпера или загонщика. Теперь это и неважно…

Эфиопию редко вспоминают. Даже тогда, когда речь заходит об Африке. Однако именно наши с ней отношения во многом предопределили сегодняшний день родины кофе. До середины 1970-х эти отношения распадались на две, как оказалось, политически несоизмеримые части. С одной стороны — официоз — в виде очередного «Ила», дарованного Москвой императору Хайле Селласие I. С другой — до 1977 г. наше участие в судьбе единственной на зеленом континенте цивилизации, близкой к православию, ограничивалось поддержкой оппозиционных императору сил. На что были политические причины.

Создав на континенте, избавляющемся от колониального наследия, Организацию Африканского Единства, эфиопский император стал флагманом всеафриканской борьбы за чуждые Москве западные идеалы. Но в самой Эфиопии зрели сепаратистские настроения. И зрели не только в мусульманских районах: на северо-востоке — в Эритрее и на юго-востоке — в Огадене, но и чуть к северу от столицы — в недовольной притеснениями Центра этнически смешанной провинции Тигре. Под влиянием сепаратистов, небеспочвенно называвших себя «друзьями Москвы», оказалась почти четверть империи, в том числе все жизненно важное для нее побережье Красного моря.

Как тут было СССР не протянуть руку «братьям по антиимпериалистической борьбе»? Тем более что в той же эритрейской столице — Асмаре — с послевоенного времени исправно функционировал американский разведцентр. Да и соседняя с Эфиопией страна Сомали оказалась куда ближе к Москве, провозгласив антизападный путь развития. За что и получала не только моральную поддержку. И немалую.

В 1974 г. в самой Эфиопии — одной из самых голодных, даже в Африке, стран, испытавшей до этого трехлетнюю засуху, произошел «демократический переворот недовольных полковников». Искать в нем аналогию со свершившейся через пять лет саурской революцией в Афганистане не стоит. Члены недолго правившей военной хунты учились в США, Великобритании и Израиле и на страну Советов смотрели соответственно. Совсем не так, как их подчиненные в званиях младших офицеров. Капитан-тыловик из 6-й дивизии по имени Менгисту Хайле Мариам уже в 1976 г. назвал «полковничий переворот» эфиопской «февральской революцией». Тогда же, возможно, не без политического подтекста, половина «контрреволюционной военной хунты» была расстреляна в квартале от Русского леса — советского посольства в Аддис-Абебе.

«Подлинно народная» революция 1976 г. нашла сочувствие в Москве, поначалу не подкрепленное военной помощью. Необходимость последней вызывалась не столько «сопротивлением контрреволюции», сколько весьма энергичным наступлением сомалийцев на «ранее отторгнутую» от них императором-«империалистом» Хайле Селласие пустыню Огаден. Благоприятным моментом воспользовались и «северяне» — Эритрея с Тигре. Советскому Союзу пришлось выбирать между старыми и новыми союзниками. Выбор в конечном счете был сделан в пользу новых.

С лета 1977 г. в Эфиопию пошли советские морские конвои, был налажен «воздушный мост» из 225 транспортных «Анов», по нарастающей стали прибывать военные советники и специалисты. Часто их размещали в «гостевых домиках», даже не прибранных после спешного отъезда американских предшественников. Последние ретировались из-за боязни оказаться в непредсказуемом по тому времени водовороте кровавых событий, вначале не определившись, кому следует помогать. Во всяком случае, запчасти к «F-5E» и «Дугласам» для ВВС Эфиопии еще какое-то время шли из США. Но уже не они, а «МиГи», «Т-55» и «Грады» становились матчастью ожесточившейся войны за пустыню, а потом и джунгли. 12-тысячный кубинский контингент во главе с самым крупным в то время военным специалистом по Африке генералом Очоа (позднее расстрелянным на Кубе как «наркоконтрабандист»), а также советский советнический аппарат в 100 офицеров с неистовым генералом Петровым — вот, кто остановил, а затем и отбросил 70 тысяч неплохо подготовленных сомалийцев.

Остановили тогда, когда сомалийский лидер Сиад Барре отправил домой все 2000 своих советских и 150 кубинских советников. Пожалуй, впервые и никогда больше в истории «качество» нашей «военно-интернациональной» школы прошло очную проверку «встречным боем». Как бы иронично это не звучало сегодня, но тогда, судя по результатам сомалийского наступления и эфиопского контрнаступления, Советский Союз «выиграл», выступая за обе стороны одновременно. Но потом…

С начала 1978 г. главный и, как нам тогда казалось, бесконечный фронт сместился в Эритрею. По большому счету, поражений у правительственных сил не было. Только с каждой победой сопротивление «контрреволюционеров» — вчерашних просоветских сепаратистов — нарастало. Стоит перед глазами пленный «мусульманин-коммунист» — четыре года учился в СССР, сбежал из полевой тюрьмы — зиндана. Раненному в печень далеко не уйти. На всю оставшуюся жизнь вопрос: «Что Вас заставило сбежать?»; ответ — остатками раздробленных челюстей, по-русски, на жаргоне курсов «Выстрел»: «А ты, сука, второй раз проживешь?» и — совсем не киношный мотив «Интернационала» на амхарском. Чья-то команда: «Проветрите его». Выстрел…

Из почти забытой жизни советских интернационалистов в Эфиопии: дома — командир дивизии, а в Эритрее — советник командира эфиопского корпуса полковник Ильяс Абдулович Зайнуллин по 8 раз в день гонял штаб корпуса вверх-вниз по 300-метровой окрестной высоте. С подробными тактическими назиданиями. За что и получил кличку Инкуляль — «живчик» — «яйцо» — в небакалейном смысле слова. Полковник Зайнуллин дважды успешно поднимал фактически ему подчиненный корпус на штурм очередной безымянной высоты. Один раз — и наверное, это прецедент в военной истории — практически без потерь. За что был представлен к званию Героя Советского Союза. Не дали: кто-то увидел Коран в нехитром скарбе полковника. Ограничились второй за Эфиопию Красной Звездой. В 1978-м среди 68 погибших в бою из состава поднятого им в очередной раз того же 17-тысячного корпуса оказался и советский мусульманин полковник Зайнуллин. Отправленный на Родину в белом американском гробу. Со стертыми по бокам — «Армия США» и какими-то буквами-цифрами. Из наших трофеев с бывшей штатовской базы… Так продолжалось следующие 20 лет.