Коллектив авторов - Война после войны

Традиционно понимаемого распорядка дня, как и движения в строю, нет. Нет и перспективного (на месяц и далее) планирования боевой подготовки (кроме учений). На это имеется объяснение: «на войне ничего спланированного не происходит». Решение на последующие сутки принимает командир роты в зависимости от задачи дня и выявленных недостатков. Подъема и отбоя тоже нет. Но встают, как правило, в 5.30. В 6.00 — индивидуальная зарядка — кросс до 3 км. Бегут, впрочем, повзводно-поротно. С комбатом, комбригом, а порой и с комдивом во главе.

8.00–12.00 — занятия по выполнению типовых задач. В условиях миротворческой операции это установка мобильных блокпостов, преследование нарушителя, разминирование, ускоренная посадка на транспорт, организация боевого охранения и т. д. Методологический посыл: «солдат должен уметь , командир должен знать ». На свежую голову проводят и занятия по технике безопасности (force protection). Чаще — по методичке «Усвоенные уроки» — подробное описание ЧП и как его можно было избежать. Инструктируют иной раз не без утрирования. Тема занятий: «как держать винтовку в столовой, чтобы не зацепить соседа». В боевой обстановке действуют соответственно. Прибыли к месту разминирования:

«Чего жметесь?» — «Ждем, когда туалеты поставят, — без улыбки отвечает «саперша» с капитанским «квадратиком» на лацкане, — и химики местность не опрыскали (от комаров)». Поставили. Опрыскали… «Кто инженерную разведку начинает?» — «Во «фраге» (подробном — до сведения скул — боевом приказе) не сказано. Пусть русские начнут. У нас еще собаки (кинологическая служба — «кей- 9») не поели»… Нет, американец — не трус. Но от инструкции не отступит ни на йоту. И если сможет эту инструкцию интерпретировать в пользу своей безопасности, сделает это непременно. Когда есть время, всё это — во благо…

13.00–17.00 — «расширение — в составе расчетов — профессиональных горизонтов» и «часы командирской информации». То есть овладение смежной специальностью, приобретение углубленной (вне учебной программы родного подразделения) инженерно-саперной, медицинской, парашютно-десантной, артиллерийской и прочей подготовки на базе «чужих» служб. Цель — обеспечить максимально широкую взаимозаменяемость. Тогда же изучают иностранные вооружения и тактику. Последнее аранжируется с узнаваемым намеком на Россию и воспринимается как изучение главного противника — мы по-прежнему «в цене». Учат, судя по всему, неплохо. На соревнованиях с нами по разборке-сборке Калашникова и М-16 американцы порой управлялись с «калашом» быстрее. Спаривают практические занятия с политинформациями. Тогда же знакомят личный состав с юридическими нововведениями, проводят весьма идеологизированные брифинги по «ситуации по месту дислокации»: в Боснии — «сербы — террористы, остальные — «пушистые».

Еженедельно тренируют выполнение коллективных нормативов по защите от оружия массового поражения. К теории отношение скептическое. Зато при объявлении учебной тревоги бросают всё и бегут в убежища. Кто не спрятался — «виноват» на четверть-треть месячной зарплаты. В среднем раз в две недели проводят стрельбы, водят боевую технику. Ее обслуживают-модернизируют (особенно после остановок-поломок) порой даже ночью. И относятся к этому как к элементу повседневного слаживания. Бывает, что чумазые солдат и «солдатка» копаются под «хаммером» до полуночи. Причем она — даже «топлес» — чтобы после работы на месте принять душ и в палатку идти не «чушкой». И никаких нарушений тут нет. Как нет, напомним, «в армии США ни мужчин, ни женщин». Есть «военнослужащие, принявшие присягу на верность Соединенным Штатам». Хочется добавить: «бурные продолжительные аплодисменты»…

Отношение к «расширению горизонтов», в отличие от force protection, скорее «экскурсионное», ибо на жаловании это относительно не сказывается. Но присутствие на всех видах занятий обязательно. После 17.00 — формально — личное, фактически — «организованное» время солдата, не занятого службой в карауле. Оно тратится на многочисленные брифинги по воспитанию национальной терпимости («расскажи, за что ты любишь своего друга иной национальности»), изучению этических правил (тех же признаков сексуальных домогательств или «военно-гражданских отношений»), иностранных языков (проформа), на беседы с капелланами («давайте вместе придумаем текст вечерней молитвы») и знатными гостями гарнизонов, артистами (иногда шокирующими своей убогостью — кто берет три аккорда — тот уже заслуженный).

Вот впечатление от инструктажа «как по именам-фамилиям определять национальность». Её со взводом разведбата проводил преподаватель-культуролог из гарнизонного гражданского учебного центра. Открыл большой лист бумаги с характерными фамилиями: де Голль, Сервантес, Беккенбауэр… Предложил отгадать, кто какой национальности. Не ответил никто. Смущенный инструктор предоставил слово русскому гостю. На моё «назовите характерную русскую фамилию» — несколько дружелюбных благоглупостей: «У меня дома — библия на непонятном языке. Наверное, русская»… Самый активный — жизнерадостный белозубый капрал тянет руку с кружкой кофе: произнёс нечто похожее на «зад». При коллективном переводе выяснили: «царь». Инструктор догадливо бросается к новому листу бумаги и размашисто выводит маркером: «Толстоевски». Неизгладимо…

«Совсем» личное время часто уходит на все тот же спорт. В сутки необходимо пробежать 12 км, плюс почти непременные тренажеры — анаболики едят как хлеб. Но тут не все просто. Зашел в их тренажерный зал наш тогдашний командующий ВДВ почти 60-летний генерал Шпак. И 45 секунд продержал на перекладине «уголок». Потом снял часы и предложил: «Приз тому, кто продержит дольше». Американский главком НАТО мобилизовал 2–3 накаченных «горилл». Даже чемпион сухопутных войск США по легкой атлетике сломался на 22-й секунде. Да и периодические «марафоны» (5 км в произвольной форме одежды) нередко выигрывали русские.

Много времени занимает быт — выстаивание в очередях в прачечную, на склад. Подолгу и с чувством поют в походной церкви. Особенно афроамериканцы, которых белые за глаза называют «братьями — в смысле — по разуму». Кстати, по поводу «дяди Тома»… Глубокая ночь. Два полковника — русский и белый американец — устало жуют после многочасовой дороги. В обеденный зал вваливается (мягче не скажешь) разгоряченная негритянская братва со знаками различия не выше капрала. Орущий магнитофон и брань, не более «дистиллированная», чем русская. «Полковник, почему вы не призовете подчиненных к порядку?» Американец поднимает глаза: «А вы не догадываетесь? — и продолжает: — В 1991-м я проспорил пари, утверждая, что Советский Союз не развалится…» Понятно?