Жан де Малесси - История яда

По этой милой истории можно судить о тогдашних нравах. Но как бы там ни было, уже в V веке на использование отравленного оружия стали накладывать ограничительные запреты; общественная и религиозная мораль все чаще осуждала стрелков, применявших отравленные стрелы. Иные из тогдашних законов содержат в зародыше основные положения будущей Женевской конвенции по вопросу вооружений.

Франкский салический закон гласит: «Буде кто поранит кого отравленной стрелой, обязан заплатить ему 2500 денье, то бишь шестьдесят два с половиной су». Закон баварцев, составленный столетие спустя, предусматривает менее суровое взыскание: «Буде кто нанесет кому рану отравленной стрелой, пусть возместит двенадцатью су».

После изобретения огнестрельного оружия человек все реже стал применять яды в военных целях.

По словам Пьетро д’Абано, отравленными мечами пользовались еще в XIV в., а два столетия спустя А. де Руффи в своей истории города Марселя поведал о том, что марсельский вигье, т. е. губернатор, разрешил стрелять в косуль, оленей и кабанов отравленными стрелами.

В 1570 году, во время битвы с маврами, испанец Альфонсо Порто Каррерус был смертельно ранен отравленной стрелой, но, несмотря на это, продолжал сражаться. Вскоре, однако, яд распространился по всему телу и доконал воина.

Мы располагаем очень ценным свидетельством Амбруаза Паре о сильнодействующем яде для стрел, хотя, похоже, придворный врач Генриха II так и не свел личного знакомства с отравленным оружием. «Раны от стрел, смазанных соком волчьего корня, смертельны», — заявляет он и ниже, развивая тему ран, пишет: «А теперь обратите внимание: раны сии порою бывают отравлены ядом, который поместил враг на стрелы свои. Посему надлежит по извлечении инородного предмета из раны, буде оный в ней окажется, сделать вокруг всей раны насечку и приставить к ней врачебную банку с большою свечой, дабы притянуть и отсосать отраву. Равным образом помянутое отсасывание может произвести любой человек, ежели пред тем наберет в рот немного масла и ежели нет у него язв на оном, дабы яд отсасываемый не проник чрез них и не отравил его».

Алонсо Мартинес до Эспинас, оруженосец Филиппа III, короля Испании, рассказывает, что его соотечественники в те времена все еще применяли на охоте отравленные стрелы, смазанные соком морозника белого. Этот яд использовался настолько широко, что само растение стали даже называть «травой арбалетчиков».

В Западной Европе особой популярностью на войне и на охоте пользовались два яда растительного происхождения: один из них добывали из волчьего корня, другой из морозника. Оба являются сильнодействующими кардиотоксическими препаратами и иногда находят применение в медицине.

Первое из названных растений, Aconitum napellus, относится к семейству лютиковых и произрастает на влажных альпийских пастбищах и в аналогичных горных районах Европы и Азии. В нем содержится аконитин — химическое соединение двух простых кислот — бензойной и уксусной — на сложной полициклической основе. Формула этого яда была открыта только в 1959 году Один-два миллиграмма аконитина — доза, смертельная для человека. Вещество к тому же оказывает наркотическое и нервно-паралитическое действие, поэтому обращаться с ним следует очень осторожно.

Другое ядовитое растение, Veratram album, из семейства лилейных, иногда используют как слабительное. Сок, добываемый из его корневища, содержит очень сильный алкалоид группы стероидов — вератрин. Вератрин и аконитин оказывают аналогичное воздействие на центральную нервную систему, замедляя сердцебиение, стремительно понижая кровяное давление и вызывая паралич.

Морозник менее опасен, чем волчий корень, потому что отравление им обычно сопровождается рвотой. Рвотные позывы, которые стимулирует этот алкалоид, на самом деле являются наилучшим противоядием. Данная система защиты, однако, перестает срабатывать, если токсический элемент проникает через рану прямо в кровь. В этом случае отрава действует гораздо сильнее и быстрее.

Под другими широтами охотники добывали яд из лилейных, кутровых и прежде всего молочайных.

XVI век: вслед за романтической эпохой великих географических открытий наступает время прагматиков-конкистадоров. Военные и миссионеры, ученые и авантюристы всех мастей отправляются на поиски новых земель. Цели у всех абсолютно разные; объединяет их другое: никто не питает прекраснодушных иллюзий и мало кто верит в сказку о добром дикаре. Земли, к которым так страстно стремились колонизаторы, были населены народами, находившимися на различных стадиях развития. Карибы с бассейна Амазонки по уровню цивилизации разительно отличались от своих соседей с Альтиплано. Так что завоевателям приходилось всякий раз применяться к конкретной ситуации.

С тех пор как Христофор Колумб в 1492 году высадился на землю, захваченную именем католических королей, экспедиции следовали одна за другой. У Колумба, человека скорее миролюбивого, нежели воинственного, на самом деле была душа первооткрывателя, а не завоевателя. Те, кто шел вслед за ним, оказались людьми менее щепетильными. Первые страницы истории Нового Света они писали кровью. Вскоре и Африка, хотя и с некоторым опозданием, пережила пору захватов и аннексий.

Аборигены почти повсеместно считали европейцев неведомым племенем, вторгшимся в их страну с целью нарушить уже и без того расшатавшийся социально-экономический баланс. Несмотря на то, что отряды завоевателей были малочисленны, они сумели одержать верх. Их сила состояла в огнестрельном оружии, убивавшем быстро и с большого расстояния. Пришельцы усаживались верхом на каких-то неизвестных животных, становясь похожими на кентавров.

Силы их от этого во много раз умножались. Ну и нагнали же всадники Эрнана Кортеса страху на воинов Монтесумы! А в распоряжении у коренных жителей завоеванной страны имелись только дубины, палицы да топоры (нередко каменные), а в лучшем случае — дротики и стрелы, с помощью которых можно было поражать противника на расстоянии. Их острия они, случалось, смазывали смертоносными ядами, чтобы хоть как-то компенсировать свою военную немощь.

Большинство ядов, использовавшихся на войне и охоте, растительного происхождения, и, естественно, их выбор зависел от флоры конкретного региона.

Первобытные племена эскимосов, проживавших на крайнем азиатском Севере, располагали очень скудной ядовитой флорой, сводившейся к нескольким разновидностям токсичных анемонов.

Дальше на юг — от о. Сахалин до высокогорных плато Сиккима, Непала, Бутана и Ассама (попутно захватывая и южнокитайскую провинцию Юньнань) — лучники наиболее широко применяли волчий корень.