Жан де Малесси - История яда

Когда яд «доказывал» вину, все собравшиеся подбегали к безжизненному телу и давали волю своему злорадству. Труп протыкали копьями, голову разбивали вдребезги. Если человек все еще был жив, его иногда душили, забрасывали камнями или бросали на съедение диким псам.

Рабов постигала иная участь. Поскольку по окончании ордалии они становились собственностью мастера яда, последний никогда не давал им смертельной дозы. Отравитель обычно отсылал подсудимого в отдаленный город и там продавал… И только рабы, принадлежавшие членам царской семьи, обладали незавидным правом участвовать в настоящих испытаниях; мало кто из них выживал.

В 1840 году была предпринята слабая попытка несколько смягчить ордалии. Теперь некоторые тяжбы можно было разрешать с помощью «животного-посредника».

Каждая из тяжущихся сторон выставляла вместо себя собаку. Обоим псам давали по одинаковой дозе яда; обвинение падало на того соперника, чья собака умирала первой. Эта практика, по крайней мере, щадила жизнь людей. Ссоры разрешались и иными способами. Некоторые африканские племена из верхней Дагомеи использовали в качестве посредников домашних животных, в частности, цыплят.

В 1895 году Буайе присутствовал на одной из таких ордалий. У некоего мужчины при загадочных обстоятельствах исчез вол, и у него зародилось подозрение, что кражу совершил сосед. С делом ознакомился совет деревни и постановил разрешить его следующим образом:

Обе стороны должны были принести по живому, откормленному цыпленку, и каждому из них необходимо было затолкать в клюв яд, состоящий из семян строфанта, измельченных и растворенных в воде с какой-то неизвестной добавкой…

…Прошел час, но ни один из испытуемых не выказал каких-либо признаков расстройства, кроме повышенной сонливости. Тяжба так и осталась неразрешенной.

Тем не менее распря принесла и положительные плоды: Буайе получил доказательство того, что цыплята более устойчивы к отравлению строфантом, нежели человек.

Начиная с 1865 года тангин перестал выполнять роль официального судебного яда. Теперь его функция стала менее благородной, но зато более полезной обществу — он служил сильнодействующим слабительным…

Еще долгое время тангин использовали (и, может статься, используют до сих пор) по его прямому назначению, но занимались этим исключительно частные лица, преследовавшие неблаговидные цели.

Нынешние тангин, физостигма ядовитая и тали перестали быть жилищем духов, потому что эти беспокойные помощники традиционного правосудия официально больше не существуют.

Но в чаще дремучего тропического леса, в каком-нибудь потаенном уголке, огромные ядовитые лианы все еще обвивают стремящиеся к свету красные стволы. И у кого хватит смелости утверждать, что тень Райниманаманго или другого духа не бродит поблизости в ожидании последней ордалии?

Как ни прискорбно это сознавать, в любом человеческом обществе имеется «социальная ниша», в которой сосуществуют сам яд, люди, которые им пользуются, и те, что становятся его жертвами. Древний Рим не стал исключением из общего правила. Скажем больше: «вечному городу» самой судьбой уготовано было стать испытательным полигоном, на котором профессиональные отравители могли щегольнуть своим мастерством. Просто удивительно, почему в Риме, где любой греческой или восточной безделушке был обеспечен шумный успех, токсические вещества, ввозимые из тех же областей, не пользовались равной степенью благосклонности. Впрочем, специалистами по части ядов и противоядий выступали сами чужеземцы.

На первых порах немногие посвященные отказывались обнародовать составы снадобий, которые могли быть использованы в преступных целях, но постепенно некоторые рецепты становились достоянием все большего и большего числа людей. Галена и Диоскорида, к примеру, за язык не нужно было тянуть; они даже составили классификацию ядов. Самоуверенный Гален утверждал, что всегда сумеет определить, заболел ли его пациент естественным путем или же был отравлен. К примерам, которые он приводит, необходимо все же относиться с известной долей скепсиса. Так, по словам Галена, морской заяц является разносчиком яда и «способен вызвать кровохарканье, сопровождающееся кашлем и стеснением в груди».

Три столетия спустя после основания Рима в законе Двенадцати Таблиц появляется первое упоминание о правонарушениях, связанных с употреблением яда.

В консульство Валерия Флакка и Марка Гая Марцелла по Риму прокатилась волна скоропостижных смертей; весь город был в панике. Неужели началась новая эпидемия чумы, которой столица периодически подвергалась? Власти и рядовые граждане без устали судили да рядили, пока наконец какой-то раб не нашел ключ к разгадке. Он рассказал о существовании тайного общества, в которое входило более двадцати распутных матрон. Преступницы обычно собирались у одной из подруг и втайне изготавливали отравленные напитки, которыми поили тех, кто им чем-нибудь не угодил, или родственников, если ждали от них наследства.

Женщин арестовали и допросили, но они всеми силами отпирались, утверждая, что сообща варили лекарства и затем раздавали их обездоленным. Желая доказать свою правоту, обвиняемые in anima vili [6] Добровольно (лат) предложили испытать действие зелья на себе. Судьи пошли преступницам навстречу и действительно получили убедительное доказательство. Только вот матронам оно стоило жизни. Сообщников арестовали и приговорили к пожизненному заключению в тибуртинской тюрьме — наказание еще более тяжкое, чем смерть от яда.

В эпоху Суллы в связи с политическими неурядицами увеличилось число отравлений и был издан закон Корнелиев, ставивший отравителей на одну доску с самыми гнусными убийцами и грозивший им смертной казнью. Та же участь ждала поставщиков наркотиков и шарлатанов всех мастей, наводнивших Рим. Семпрония, сестра Гракхов и жена Сципиона Эмилиана, прозванного Сципионом Африканским, отравила своего милого муженька. Каталина, крайне сомнительный тип, ни минуты не колеблясь расправился с помощью яда с собственным сыном; заговорщик был без ума влюблен в Аурелию Орестиллу, а щенок оказался досадной помехой их союзу. «Покончив с постылым отцовством, он преподнес это преступление в дар своей новой жене», — писал один из современников Каталины.

В перстнях, найденных во время раскопок в Помпеи, сохранились остатки яда: в огромных оправах содержалась доза, которой можно было убить быка. Этот тайник, как мы знаем, служил последним прибежищем тем гордецам, которые ни за что не хотели сдаваться врагу живыми.